Кошмар в мини-юбке - Марина Серова

Пошатнувшись, я повалилась на пол, попыталась встать и снова упала, профессионально имитируя паралич конечностей.

— Я не могу встать, Алина, помоги, — произнесла я заплетающимся языком. — Почему ты стоишь?

Скрестив руки на груди, Алина стояла, словно истукан, следя за мной расширенными глазами.

— О господи, да это ты подстроила! — ужаснулась я притворно, поднимая к ней лицо со страдальческой гримасой. — Как ты могла отравить меня? Ты предательница!

— Я не отравила тебя, это просто снотворное, — не выдержала Алина. — Ты уснешь, и тебе не будет больно. Я просто включу газ и поставлю в холле на пол свечку. Газ наберется — и бум весь дом. Это будет быстро и совсем не больно. Я такое видела в кино.

— Зачем, зачем, ты хочешь меня убить? Ведь ты же мне нравишься. Я даже успела тебя полюбить, как родную дочь, — вопрошала я трагически. Видно было, что девочке от моих слов не по себе.

— Ты мне тоже нравишься, ты крутая, — призналась Алина со слезами на глазах. — Но ты уже догадалась обо всем. Я знаю, какая ты хитрая. Рано или поздно, ты все равно бы докопалась, даже если сейчас не догадалась. Пока ты болтала с милицией, я посмотрела файлы на твоем компьютере. Ты видела Юрку и все бы рассказала маме. Я не могу, чтобы ты ей пожаловалась. Понимаешь, не могу.

— Неужели ты сама это все это придумала: убийцы, письма, взрыв в доме? Нет я не верю — ты всего лишь ребенок! — подначила ее я.

— Кто ребенок! — вскинулась Алина. — Если бы не ты с Виталием мой план бы сработал! Я одна все придумала и осуществила, а Юрка только договаривался с Курочкиным по телефону да тырил деньги со счета матери. Я узнала, что отец подружки готов порешить кого угодно за деньги, и приказала Юрке украсть деньги и нанять его. Юрка послушный, как телок. Именно я позвонила на фирму Тарика, чтоб он приехал и забрал Рината. Я купила гранату и взорвала комнату! Нечего держать меня за малолетку!

— Не убивай меня, — попросила я жалобно.

— Ну что мне делать? — отчаянно закричала Алина. — Что? Что? Ты расскажешь маме, и она точно перестанет меня любить, может, даже выгонит из дома, и наша семья не восстановится!

— Я не расскажу, — пообещала я, цепляясь дрожащей рукой за стол, — вот тебе истинный крест, не расскажу.

— Расскажешь, конечно. Не считай меня дурочкой, — усмехнулась Алина, внимательно наблюдая за моими движениями. — Что-то ты не засыпаешь, — задумчиво сказала Алина, запуская руку в карман халата. — Наверно, я не рассчитала дозу. Правда, там написано, что максимальная доза — десятая грамма, а я тебе десять грамм зафигачила. Не знаю, в чем дело. — Говоря это, она достала из кармана мой электрошокер и, направив его в мою сторону, медленно пошла к плите, включила все конфорки, а затем погасила пламя. Газ с шипением пошел в комнату.

— Пожарные потом найдут плиту с открытыми кранами, и даже идиоту станет ясно, что взрыв подстроен, — сказала я, наслаждаясь растерянным взглядом девочки. Она бросилась к плите и закрыла конфорки.

— Провалился твой план, — съехидничала я.

Алина кругами металась по кухне, не зная, что ей делать. Внезапно остановившись, она вскрикнула:

— Я подожгу дом, и все! В кладовке осталось полно растворителя после ремонта.

— Тогда мне будет больно, — напомнила я ей, закатывая глаза, как при потере сознания.

Соображала Алина моментально. Сорвав со стены сковороду, она размахнулась, чтобы как следует огреть меня по голове, таким образом избавив от дальнейших мучений. Я рассудила, что голова мне еще пригодится, и, увернувшись, вскочила, хватая бандитку. От громкого визга, услышанного, наверно, за километр, я едва не оглохла. Девчонка сопротивлялась с невероятной силой, лягалась, кусалась, кроя меня трехэтажным матом. Пока я ее скрутила, с меня сошло, наверно, семь потов, а по всему телу красовались укусы, хорошо гармонировавшие со старыми синяками. Закованную наручниками Алину я усадила на кухонный уголок и, щелкнув по носу, весело подмигнула ей.

— Ну что, съела? Теперь тебе прямая дорожка или в колонию для малолеток, или в психушку, потому что мне кажется, что мозги у тебя сильно набекрень.

Лицо Алины сильно покраснело от злости. Я боялась, как бы ее не разорвало от натуги, однако вдруг она успокоилась и перестала вырываться. Спокойно, с улыбкой она сказала:

— Тебе все равно никто не поверит. Какие у тебя доказательства? Ты расскажешь, что я тебе говорила, а я скажу, что ты врешь. Неизвестно еще, кому поверит суд — такой прожженной стерве, как ты, или невинной девочке, как я. Ну, что скажешь?

Я изобразила на секунду отчаяние и испуг, потом, улыбаясь, достала из-за пазухи работающий диктофон, перемотала пленку и включила воспроизведение. Детский голос, принадлежащей Алине, ясно произносил:

— Неизвестно еще, кому поверит суд — такой прожженной стерве, как ты, или невинной девочке, как я.

У Алины началась истерика…

Скованной я продержала девочку до утра. Я не садистка, однако не хватало мне еще, чтобы она, дождавшись, пока я усну, заколола меня кухонным ножом или взорвала. Утром я запихнула ее в «Ауди», посадила с другой стороны Рината и велела Вячеславу везти нас в больницу к Прохоровой. Пусть мать сама решает, что ей делать с психованной доченькой.

В третьей городской больнице в отделении травматологии на втором этаже Елена занимала отдельную палату. Шагая по гулкому, пахнущему хлоркой больничному коридору с пакетом ананасового сока в руке, я попала в поле зрения дежурной медсестры.

— Девушка, вы к кому? — спросила она резким высоким голосом, рассматривая меня поверх очков.

Я ответила:

— К Прохоровой. — И остановилась, ожидая ее реакции.

Медсестра деловито полистала журнал, лежавший перед ней на столе.

— Прохорова. Она ходячая. Подождете ее здесь. — Черные блестящие глаза медсестры уставились на меня с подозрением. Врач, куривший на лестничной площадке и слышавший наш разговор, поднялся и, заглянув в коридор, сказал повелительным тоном:

— Пропусти ее. Прохорова в одноместной.

— А-а, — протянула медсестра, примеряя самую лучшую дежурную улыбку. — Тогда проходите, я не знала, только утром заступила на смену. Прохорова в сто двенадцатой, а то еще заблудитесь.

— Спасибо, найду, — буркнула я и пошла дальше.

Беспокойство дежурной по отделению было напрасным, так как палату Прохоровой я все равно бы опознала по прикорнувшему на стуле у двери Родиону и топтавшемуся неподалеку милиционеру, чье место, по-видимому, занимал охранник. Я тихонько подкралась к Родиону и гаркнула ему в ухо.

— Не спи, замерзнешь! — Потом перехватила его руку, нырнувшую под пиджак за пистолетом. Засмотревшийся в окно милиционер от испуга аж подпрыгнул. Его вытаращенные глаза пять секунд изучали меня, прежде чем он потянулся к кобуре.