Случилось нечто невиданное - Мария Даскалова

Новогодние предсказания

Этой ночью праздничное настроение чувствовалось повсюду — в воздухе, в облачном небе, в вальсе снежинок, в свете из окон домов, в торопливых силуэтах прохожих.

Оставалось несколько часов до конца военного 1828 года.

В доме Карла Христофоровича ожидали гостей. Первым явился Александр Иванович. Приглашение хозяев получили также адмирал и капитан-лейтенант Семен Стройников. Алексей Самуилович не любил шумных празднеств, а супруга его с дочерьми находилась в Петербурге, поэтому Клавдия Ивановна постаралась создать обстановку, близкую к семейной. У нее была слабость к галантному кавалеру Стройникову, а тот, узнав, что будет проводить праздник в одной компании с адмиралом, принял ее приглашение с радостью. В противном случае он предпочел бы шумную компанию гуляк и игру в карты.

Александр Иванович пришел пораньше и предложил Софье Петровне прогуляться. Клавдия Ивановна и Карл Христофорович его поддержали: мол, Софье нужен свежий воздух, прогулки, ведь она так много пережила. Они так убедительно приводили свои доводы, что она уступила их настояниям. Софья молча надела шубку с кожаной подкладкой, шапку из серого заячьего меха, прихватила муфту и последовала за капитаном. В последнее время она много работала над картами своего дяди. Не выходила, не разговаривала, быстро утомлялась, спала мало и беспокойно. Проснувшись, она снова начинала чертить, или делала вид, что читает, или рылась в библиотеке. Ее жалостный вид: слабость, бледное лицо, тени под глазами — поразил и расстроил Александра Ивановича.

Снаружи метелица стихла, и белое покрывало в ночи изумляло своей красотой. Пара гуляла по заснеженной улице. Над их головами тонкие заиндевевшие ветви вишневых деревьев плели фантастические кружева.

Софья Петровна, опустив голову, шагала молчаливо. До нее донесся голос Александра Ивановича:

— На Новый год моя мама любила нам рассказывать сказку о Снегурочке. Я был самый старший и не верил, что существует девушка из снега с горячим сердцем.

— А я всегда в нее верила, — сказала Софья Петровна.

— Сейчас я знаю, что она существует.

— Вы о ком говорите, Александр Иванович?

— О вас, Софья Петровна. Снегурочка знала, что она сделана из снега. Знала, что если приблизится к костру, то она растает — и несмотря на это, она так сделала… К самопожертвованию ее толкнула большая любовь…

— Кроме любви, есть и другие чувства, которые могут увлечь человека вплоть до жертвенности… А о какой жертве вы говорите?

Капитан-лейтенант промолчал. Ему казалось, что он оскорбит память своего друга, если напомнит Софье ее неосуществленную помолвку с мичманом, которая не могла бы быть ничем иным, как жертвой с ее стороны.

Она отгадала его мысли и сказала:

— Благодаря ему я поняла, что значит быть полезным кому-нибудь. Тогда у меня была цель — помочь ему выздороветь, помочь ему жить… А сейчас… Знали бы вы, какая пустота во мне… Получается, что я эгоистка, не так ли, Александр Иванович?

Она подняла голову и взглянула на офицера. Глаза ее были полны слез.

— Он был так беспомощен без меня… Когда я задерживалась, он впадал в отчаяние. Как бы я могла его оставить, — тихо продолжала Софья Петровна, как будто разговаривала сама с собой. — Он почти выздоровел… Как он радовался, что вы увидите его в полном здравии. И неожиданно… когда мы уже собирались забрать его… пришли в госпиталь… а его уже не было в живых…

Александр Иванович видел слезы в ее глазах. Он повел ее дальше по заснеженной улице. Оба молчали. Он снова не нашел в себе достаточно сил сказать ей, что она ему бесконечно дорога, близка и нужна. Не нашел в себе сил спросить ее, безразличен ли он ей. Что она испытывала к мичману — любовь, привязанность, сестринские чувства? И когда согласилась на помолвку с Юрием, понимала ли она, что приносит жертву, если согласилась только из чувства сострадания…

Держась за руку Казарского, Софья шла, вслушиваясь в ночную тишину, в едва уловимый скрип снега под ногами, и чувствовала, как некое спокойствие овладевало ею.

Тяжкое испытание, тревожные дни миновали. От чувства долга, от сострадания, а больше от того, что оказалась нужной кому-то, она посещала мичмана в госпитале, стала его сиделкой, и наконец согласилась на помолвку. Делала она это ради Юрия или ради себя самой? Испугалась ли она одиночества или испытала жалость к беспомощному изувеченному человеку? Она не могла ответить на это. Ей было очень тяжело, а сейчас… сейчас… Софья Петровна укорила себя, обвиняя в бесхарактерности, но вопреки тому желала продлить эти минуты общения с капитаном.

Следующим заявился Семен Стройников. Он был по обыкновению точен и преподнес Клавдии Ивановне новогодний подарок — тонкий головной платок и расшитые домашние туфли без задников.

Клавдия Ивановна постаралась на славу накрыть праздничный стол. От серебряных подсвечников струился свет и преломлялся в хрустальных бокалах, полных искристым вином. Стройников развлекал хозяйку рассказами о восточных обычаях. На другом краю стола адмирал и Карл Христофорович беседовали о войне. Сидя рядом друг с другом, Софья и Александр Иванович внимательно слушали их.

— Я ждал услышать о какой-то грандиозной битве с турецким флотом при Варне. Такой второй Наварин… А этого не случилось. Не можете ли вы объяснить, почему? — обратился Карл Христофорович к адмиралу.

— Турецкий флот избегает какого бы то ни было соприкосновения с нами, но не беспокойтесь, Карл Христофорович, новый капудан-паша может задумать подобную встречу, чтобы не разочаровывать вас.

Слова адмирала вызвали улыбки у присутствующих. Сам он являл собой веселое настроение.

— Кроме того, — продолжил Грейг, — турецкое командование сконцентрировало при Варне достаточно большие армейские силы, чтобы не нуждаться во вмешательстве флота. По моим данным, подкрепленными словами плененного Юсуф-паши, против нас действовало до пятидесяти-шестидесяти тысяч штыков.

— Получается, соотношение один к трем, — с недоумением заметил астроном.

— Именно так.

— И какой же секрет кроется за вашим успехом? — спросила Софья Петровна.

— Могу сказать, что секрет действительно существует. Но его не может разгадать даже наше верховное командование… Видите ли, огромное численное превосходство… Наши противники сражались храбро, при том они состоят не из трусов… Хорошо вооружены… хорошо обучены…

Адмирал говорил медленно, замолкая и задумываясь.

— И все же наши победили при Варне, — сказал Карл Христофорович. — Единственный пока наш успех в этой войне.

— Победили наши солдаты, наши матросы. Вопрос: почему? — продолжил адмирал. — Османский религиозный фанатизм столкнулся с моральной силой наших воинов и отступил. А каков источник нашей силы? Он не рождается из простого правила — если сам не убьешь, то будешь убит. Нет. Наши воины по-своему решают «Восточный вопрос». Они показали, что кроме политической имеется и моральная сторона. В