Лучи уходят за горизонт. 2001-2091 - Кирилл Фокин

— Вы знаете?

— Временем и Конфуцием, я полагаю.

— Председатель Фань, я правильно понимаю, что вы хотите объединить Корею, но не силой оружия? Отдать север югу?

— Я думаю о благе моей страны, — сказал Фань Куань, — и о благе китайской нации. И я вижу, что для нашего блага Северная Корея в сегодняшнем её виде должна прекратить своё существование.

— Вы и правда должны были бы стать моим сокамерником, — пошутил Нам Туен.

— Я предоставлю вам доступ ко всем данным, которыми располагает наше правительство, в том числе и секретным. Внимательно изучите их и подготовьте ваши предложения.

— Вы имеете в виду?..

— Что нужно сделать, чтобы наконец объединить Корею.

— У меня будет свобода действий?

— Полная. Отчитываетесь лично передо мной. Ничего не бойтесь.

— И что потом?

— После, я полагаю, если всё будет удачно… Вы поедете в Пхеньян.

— Туда?

— Будете действовать от моего имени, — сказал Фань Куань. — Но подробности обсудим позже.

— Какие ещё ресурсы будут в моём распоряжении?

— За вами будут стоять тысячелетия Китайской империи и весь её опыт. Много это или мало, решайте сами.

Нам Туен рассудил, что на первое время хватит.

— С рождеством! — сказал Нам Туен. Девочка на экране улыбнулась, обнажив белые зубы, стянутые брекетами, и убежала. Вместо неё появилось лицо его жены.

— Как ты? — спросила она.

— Всё в порядке, — ответил он. — Как вы?

Он услышал откуда-то сзади шум хлопушек и звуки трубы, сопровождаемые детским смехом.

— Мы празднуем.

— А Нам Ен?

— В школе на концерте. К девяти придёт, и мы сядем за стол.

— У вас снег?

— Утром был. Совсем чуть-чуть, и сразу растаял.

— У нас тут была метель, но сейчас всё успокоилось.

— Когда ты последний раз видел снег?

— Я не помню, — сказал он.

— Как твои глаза?

— Позавчера сделали операцию. Немного слезятся, но вижу лучше, смотри, уже без очков. В январе будут ещё две, заключительная в феврале.

— Когда ты сможешь приехать, Туен?

— Я не знаю, — признался он.

— Я точно прилечу к тебе, — сказала она. — Обязательно.

— Нужно немного подождать.

— Нет, я прилечу к тебе. Довольно ждать, Туен. Я уже заждалась.

— Я безумно хочу тебя увидеть, любимая. Прости, что не мог быть с тобой рядом. И что сейчас…

— Прекрати.

— Я виноват перед тобой.

— Прекрати, я сказала.

Нам Туен почувствовал, что сейчас заплачет. У него слегка задрожала губа. Его жена отвернулась от камеры и всхлипнула.

— Я не уверен, — сказал он, — что сейчас подходящее время.

— Я ждала тебя слишком долго, — ответила она. — Но я не смогу взять с собой детей.

— Не надо. Я сам приеду к вам.

— Когда?!

— Я не знаю.

— Туен, скажи мне, что происходит?

— Я уже всё тебе рассказал.

— Ты не можешь всё рассказать как есть, правда? Тебе запрещено, ты не можешь этого говорить, потому что наши разговоры записываются, да? Так ведь?

Конечно, так. «Надеюсь, вы понимаете, — сказал Нам Туену сотрудник службы безопасности, — что мы обязаны соблюдать повышенный уровень секретности. И это не потому, что мы вам не доверяем, господин Нам, председатель дал чёткие распоряжения, но рисковать нельзя. Вы имеете доступ к информации, из-за которой каждое слово, произнесённое вами для жены, будут анализировать сотрудники АНБ США. Надеюсь, вы понимаете».

— Я люблю тебя, — сказал он жене.

— Я тебя люблю! — ответила она. Он приложил раскрытую ладонь к дисплею, к её щеке, но почувствовал лишь безжизненное колебание на поверхности жидкокристаллического монитора.

— Я… — Нам Туен погладил экран. Она не увидела этого, потому что камера была сфокусирована на его лице, и он прикрыл глаза, представляя, что сейчас рядом с ней.

— Туен?..

— Да. Прости меня за всё, любимая.

— Позвони завтра, — попросила она. — И пиши мне. В любое время. Как можно чаще.

— Хорошо.

— Мы должны вернуть те годы, Туен. Я люблю тебя.

— Так же, как раньше?

— Сильнее! Гораздо сильнее, Туен, любимый мой.

— Спасибо. — Нам Туен отключил связь.

Она постарела. Возраст или горе — но юная дева с огнём в глазах, фурия, поклонница пламенеющей романтики революции постарела, и Нам Туен разговаривал с американкой средних лет, отличавшейся от своих соседей в пригороде Сан-Франциско лишь разрезом глаз, цветом кожи и необычным прошлым. И тем, что десять лет считала мужа мёртвым, но так и не вышла замуж снова.

«Острова Блонд убили какую-то часть моей души, — размышлял Нам Туен. — Способность к состраданию, веру в светлое будущее, вообще в какое-либо будущее — всё это отрезали от меня. Она заслужила большего. Она не заслужила меня, принёсшего ей только разочарование и страх, боль и скорбь… Они не должны потерять меня второй раз. Им слишком много пришлось вынести. Как и мне, но я смог, я справился, а им не стоит даже думать об этом».

Фань Куань знал, что делает. Он знал, что Нам Туен согласится. Да и какой у него был выбор? Председатель вытащил его из тюрьмы и предложил взяться за дело всей жизни. Спустя десять лет, смирившись с превращением мечты в руины, Нам Туен получил шанс вернуться и восстановить её по крупицам.

Ему предоставили квартиру в Пекине и личного помощника. Никакого официального назначения — Фань Куань выжидал. По правде говоря, Нам Туен предполагал: никто вокруг не понимает, чего от него ждать. Вся эта затея от начала и до конца была авантюрой. С точки зрения многих высокопоставленных членов партии и правительства, как объяснил Фань Куань, идея объединения Кореи была чистейшей воды утопией. Никто не верил, что председатель всерьёз озабочен этой проблемой. Никто не верил, что он сможет этого добиться.

Поэтому ему и потребовался надёжный человек с нулевым опытом работы в органах власти, десять лет находившийся в забвении, тем более что для Нам Туена это был вопрос личный.

Фань Куань, новый председатель КНР, бывший университетский преподаватель, профессор истории и специалист по Сыма Цяню. В отличие от Нам Туена, он никогда не участвовал в уличных демонстрациях и не находился в оппозиции к власти, он прокладывая свой путь из низов КПК. Он обладал дипломатическим опытом, в конце десятых годов занимал посты министра культуры и министра иностранных дел.