Корабли на суше не живут - Артуро Перес-Реверте

Проделав же все это, они обнаружат, что «пираты», если отбросить романтические измышления, — это просто-напросто ублюдки, сброд, нападающий на корабли исключительно ради поживы. С седой древности и до наших дней эта деятельность сопровождается убийствами, изнасилованиями, пытками и требованием выкупа. Поэтому пиратов всегда считали отбросами, морской сволочью без чести и совести, и во времена более суровые, чем наши, попавши в руки закона, пираты кончали свои дни на виселице, как это произошло с Бенито Сото, казненным в Гибралтаре в 1832 году, — я как-то рассказывал о нем здесь.

Флибустьерами и буканьерами называли пиратов Карибского моря времен испанского владычества. Местный, так сказать, колорит. Флибустьеры — предполагается, что это имя произошло от старинного слова «freebooter», то есть «мародер», — не имели иных занятий, кроме убийств и грабежа. Буканьеры были потомками французских колонистов, осевших на Карибских островах. Они коптили мясо на решетках под названием «букан», но оставили это дело ради сулившего большие прибыли морского разбоя и душегубства. Укрывшись за спиной англичан, двуличных и беспринципных, как всегда, когда появлялась возможность ущемить испанские интересы в Америке, они превратили в пиратское гнездо вначале Тортугу, а потом и Ямайку, и так продолжалось до тех пор, пока гаденыши не начали нападать на своих. Тут-то Лондон задергался, и все бросились подписывать международные соглашения, разворачивать антипиратские кампании и задали наконец работы виселицам. Британия в своем обычном репертуаре.

Напротив, «корсар» — звание, если можно так выразиться, достойное. И непростое. С одной стороны, так называли любой корабль, который во время войны нападал на вражеские торговые суда. Немецкий тяжелый крейсер «Адмирал граф Шпее» был корсаром, и корсаром же был «Атлантис» в фильме «Под десятью флагами» — два немецких военных корабля, с той лишь разницей, что второй маскировался под торговое судно нейтральной державы. Но это уже в современной, так сказать, модификации. Другое дело — настоящее, классическое корсарское судно. Его владелец, частное лицо, получал во время войны разрешение от своего правительства атаковать и захватывать вражеские корабли — как правило, торговые, — а заодно и пиратов. Так что корсары были вроде как гражданскими помощниками военного флота, а в награду получали часть прибыли от захваченного судна и его груза. Право на охоту давала специальная разрешительная грамота от властей — корсарский патент, — но она же и ограничивала возможную добычу кораблями страны-неприятеля или кораблями, стоящими вне закона. Выражение «корсарский патент» вошло в разговорную речь, и сегодня его используют, когда говорят о человеке, которому почему-то дозволено действовать по ту сторону правил и законов.

В общем, называть «корсарами» сомалийских пиратов не просто неточно — грешно.

Это значит оказать им незаслуженную честь, возвести обычных грабителей-беспредельщиков — «от них пощады не жди»[70], говорил Сервантес — в ранг почти респектабельных людей. Мы, в бесконечной нашей тупости, уже однажды сделали что-то подобное в 70-х годах, назвав баскских террористов, чьей единственной заслугой было умение пустить жертве пулю в затылок, уважаемым именем «коммандос», ранее означавшим участников Англо-бурской войны и бойцов современных спецподразделений. Так что нефиг жеманиться и заигрывать с бандитами. Корсарами милостию Божьей были Антонио Барсело, Роже де Флор, Робер Сюркуф, Джон Пол Джоунс, Жан Лафит — хотя этому последнему случалось и просто пограбить в свое удовольствие — или герои великолепного романа «Охота» уругвайца Алехандро Патернайна. Все прочие — морские подонки, воры и убийцы. Чтоб вам было понятней — пираты.

И снова они это сделали, кто бы сомневался. Гребаные сушееды. Подписали на международной встрече в Катаре смертный приговор тунцу. А ему и без того уже почти крышка. Испания, временный президент Евросоюза, поддержала, конечно, рекомендацию резко сократить торговлю тунцом. Но сделала это нехотя, через силу, потому что выбора у нее не было, и наши представители вздохнули с облегчением, когда рыболовецкая мафия во главе с японцами провалила предложение внести тунца в Красную книгу вместе со слонами, львами и другими исчезающими видами.

Этого следовало ожидать. Тунцов не показывают детям в зоопарках и дельфинариях, родителям этих детей тунцы до одного места, и к тому же у Испании сейчас самая большая в Евросоюзе квота на его добычу. Что с того, что мы на дух не переносим сакэ? Бизнесом заправляют четыре ловкача, на добыче тунца работает не больше полутора тысяч человек, и девять из десяти тунцов оказываются в Японии, где за каждую рыбину выкладывают от шести до двенадцати тысяч евро. Как же, братики мои, их после этого не изничтожать? И это после систематического, на широкую ногу поставленного убийства при активном или пассивном пособничестве — да-да, мы помним, исключительно из любви к искусству — наших выдающихся министерств: рыболовства, окружающей среды и торгового флота[71]и иных прочих, которые годами смотрели сквозь пальцы на то, как грабят и уничтожают море, но ровным счетом ничего не сделали, чтобы это прекратить. И то же самое касается защитников окружающей среды — сейчас-то они наконец возбудились, но еще совсем недавно их интересовали только киты. Известное дело, киты фотогеничнее. Неудивительно, что глава департамента рыбных ресурсов заявил в Катаре: мол, «запрет на вылов тунца стал бы для нас тяжелым ударом». И чтобы облегчить этот удар — некоторым отдельно взятым карманам, — за несколько месяцев до голосования японские посольства во всем мире, и мадридское в том числе, пригласили сотрудников соответствующих министерств покушать суши. Очень любезные господа эти япошки, не правда ли? В этих своих кимоно и все такое. Славные парни.

Почти пятнадцать лет я рассказываю, как обтяпывают свои делишки эти добрые люди со своими кумовьями. Как они затыкают рот всему миру песнями о промышленных надобностях, умалчивая о том, что выгоду получают единицы, а общий ущерб огромен. Невосполним. В наших бухтах и на якорных стоянках не повернешься, чтобы не наткнуться на клетки для откорма и забоя тунца. Испании есть чем гордиться — в этом деле она, без сомнения, впереди всех. Не все у нас сводится к футболу! Наши искусные тунцеловы — предприимчивые, ловкие, с уверенностью глядящие в будущее, — якобы чтобы сохранить исчезающий вид тунца, в его, то есть тунцовых интересах и при благосклонном молчании соответствующих ведомств выдумали садки и питомники. Словно издеваясь над теми из нас, кому доподлинно известно, что тунец в неволе не размножается. Они окружают крупные косяки, мигрирующие вдоль берега, гребут всех, невзирая на вес и возраст, загоняют в клетки, где невозможно ни метать, ни оплодотворять икру, откармливают и разом забивают.