Бюро волшебных случайностей - Татьяна Рябинина

- Ты серьезно? – наконец спросила она.

- Подумай сама! Я в таком положении идиотском, прячусь от всех, постоянно на нервах. И тут – пожалуйста!

- Знаешь, как говорят? Будет зайка – будет и лужайка. У тебя еще есть время подумать, Лиза, - медленно и резко сказала Марина, просто отчеканила. – Если ты решишься на аборт, я отвезу тебя в свою клинику и все сделаю сама. Но покрывать тебя перед братом, извини, не буду. Хватит с меня этой идиотки Влады, жены его. Та тоже кудахтала: «Ах, ах, Мариночка, нам еще рано детей заводить, мне еще учиться надо, институт закончить», Я думала, Антон в курсе. Ну, и отвела ее к своему бывшему однокурснику, хотя и уговаривала не рисковать, все-таки отрицательный резус. Хорошо хоть сама делать не стала. Потом Владка институт закончила, а работать в лом. Дай, думает, засяду с ребеночком на три года, а за это время, как в сказке, глядишь, ишак и сдохнет. А ребеночек-то и не получается. Раз выкидыш, два, три. А потом врач Антону и говорит: дескать, у жены вашей из-за аборта вообще детей не будет. А он-то ее девочкой замуж взял. Значит, ребенок либо его был, либо где-то сбоку приключился. И так, и так – полная жопа. Ох, он бесился! Я думала, убьет ее. Как Владочка ни плакала, как себя пятками в грудь ни била, все без толку. Проскрипели еще год и все равно развелись. Так что ты, милая моя, если Антон тебе хоть на каплю дорог, хорошенько подумай.

Она встала со ступеньки, на которой сидела рядом со мной, и ушла в дом. А я снова залилась слезами.

Ракитский приехал только на следующий день к вечеру. Все это время я пролежала на Гошкиной кровати под тулупом, периодически свешиваясь над принесенным Мариной тазиком. Она была ко мне чрезвычайно предупредительна и вежлива, но холодна, как Снежная королева. «Чаю?» и «Как ты?» – это, пожалуй, единственные фразы, которые она произносила, заглядывая в мою каморку. Я с трудом и отвращением вливала в себя сладкий теплый чай, чтобы через пять минут вернуть его в тазик. Хотелось умереть. Немедленно. Никаких других мыслей и желаний не было, словно ледяная, звенящая дурнота растворила их и они тоже переселились в тазик.

На следующее утро в голове немного прояснилось. Мне даже удалось съесть ржаной сухарик, и он не запросился обратно.

Сложив руки на животе, я попыталась представить, что там, внутри, под руками… Что? Головастик? Или еще просто комочек клеток? Как выглядит четырехнедельный человеческий зародыш? Как странно. Он уже живой, он все чувствует. И, наверно, знает все мои мысли. Ведь он же часть меня. Только нравятся ли ему они, эти мысли? Вряд ли. Может, поэтому мне так плохо?

Ребенок… Мой и Ракитского. От этой мысли хотелось то ли плакать, то ли смеяться. Вообще-то я никогда не жаждала иметь детей. Нет, вру. Когда-то хотелось. Но очень давно.

Тогда я грезила наяву. Представляла, как мы с Вовкой по вечерам будем пить чай на его огромной кухне. Как вместе будем ездить на дачу. Рядовые мечты образца 1988 года. Тогда не очень-то бредилось о яхтах, виллах и Багамах. Я видела себя с огромным животом, неуклюжую, неповоротливую. И Брянцева, ведущего меня под ручку на вечернюю прогулку. Видела его со свертком на пороге роддома, видела с коляской, видела с ребенком, едущим на его шее. Девочку я твердо решила назвать Сабиной – дурацкое имя, от которого теперь сводит скулы, как от яблока-дички. Мальчик был бы Володей – тогда мне нравились такие дубли: Сан Саныч, Пал Палыч…

Живот под руками был гладкий и плоский. Но с каждым днем он будет расти. А потом я почувствую, как там кто-то возится. Положу на живот руку – и он толкнет меня изнутри, словно поздоровается.

Так что получается, Лиза? Ты собралась рожать? Серьезно?

Я скрипнула зубами и зажмурилась. Не буду сейчас ничего решать. Не хочу.

Маленькое существо внутри огорчилось – меня снова потянуло к тазику.

Заслышав шум мотора, я кое-как сползла с кровати и выбралась на крыльцо. Марина, одетая в серые шорты и черную футболку с веселенькой надписью «Fuck Off!», выводила из сарая громоздкий мужской велосипед.

- Ты куда? – удивился Антон, выгружая из багажника «Пежо» пакеты с продуктами.

- В ларек съезжу. На станцию.

- Зачем?

- За минералкой.

- Да я привез, целую упаковку, - Антон достал с заднего сиденья обтянутые пластиком бутылки.

- Это газировка, а не минералка! – высокомерно бросила Марина, неуклюже перекидывая ногу через раму. – Поеду «Нарзану» куплю.

Все ясно. Оставила нас одних. Для «сурьезного» разговора.

- Что с тобой? – спросил Антон обеспокоенно, усаживаясь рядом со мной. – Ты такая бледная. Ты хорошо себя чувствуешь?

Он коснулся моей руки, и по всему телу побежала новая волна озноба. Рука стала похожей на тушку мороженого цыпленка – ледяная, синюшного оттенка и в пупырышках. Тепло ль тебе, девица, тепло ль тебе, синяя? Лежа под тулупом, я продумывала всевозможные варианты своего «говорят все радиостанции Советского Союза». И вдруг все они таинственным образом из головы улетучились.

- Я беременна! – ляпнула я и уставилась на него, напряженно ловя ту самую первую реакцию, по которой смогла бы определить его отношение к «сюрпрайзу». «Вот в зависимости от этой самой реакции и буду решать», - промелькнуло где-то на задворках самым мелким петитом.

Надо же! А я когда-то считала его ослепительным красавцем.

Лицо Антона как-то странно сморщилось, он стал смешным и немного жалким – в том смысле, что его стало жаль, но не по какой-то там причине, а просто так. Как в финале трогательного фильма. Как в тот момент, когда я смотрела в окно на Левку, неуклюже забирающегося в машину. Защипало в носу.

Антон порывисто и неловко притянул меня к себе, уткнулся носом в ухо – стало жарко и щекотно – и прошептал:

- Ты ведь его родишь, да?

Я отодвинулась. На меня смотрели странно круглые, совсем как у совы, глаза. Они не моргали, они – вспомнилось дурацкое детское словечко – лупали. Я хотела засмеяться, но почему-то заплакала. Говорят, беременные женщины жутко слезливые и плачут по любому поводу. И без повода тоже. Лиха беда начало!

- Да? – продолжал настаивать Антон, все так же шепотом.

- Да!

- А чего орешь? – совершенно другим, совершенно обычным тоном поинтересовался он.

Я даже задохнулась от неожиданности. Словно радуясь принятому решению, организм моментально утихомирился, тошнота, как по волшебству, прошла.

- А что там у тебя вкусного есть? – покосилась я на стоящие у крыльца пакеты.

19.

- Пришлось тебя частично рассекретить, - обрадовал меня Антон, когда мы уселись на кухонной веранде ужинать.

- То есть? – бутерброд с ветчиной застыл на полпути к моему разинутому рту.

- Пришлось по большому секрету поведать Коробку, что ты немножечко жива. Он удивился, но обрадовался. Вернее, наоборот, обрадовался, но удивился.