Мой порочный босс - Николь Келлер

сон на диване в ожидании любимого босса.

Просыпаюсь от легких поглаживаний, и губы сразу же растягиваются в улыбке. Мой мужчина дома.

– Ты такая милая, когда спишь. Так и любовался бы и ни за что не будил.

– Бессовестный! – пытаюсь пихнуть Бесстужева локтем, но он ловко сгребает меня в охапку и усаживает себе на колени. Поглаживает по спине и волосам, успокаивая, а я из последних сил сдерживаюсь, чтобы не стонать в голос.

От приятного занятия нас отвлекает вибрация моего телефона.

Я весь день думала, что ситуация с Ксю – самая дерьмовая в моей жизни. Я жестоко ошибалась.

У меня глаза ползут на лоб, а руки начинают мелко подрагивать, когда я вижу имя абонента на дисплее.

Мама.

И, наверно, от страха, я путаю клавиши и нажимаю «принять вызов».

На экране появляются лица моих родителей, потому что, как оказывается, звонят они мне по видеосвязи…

Глава 49

Эрика

– Здравствуй, до…– властным и хорошо поставленным голосом начинает мама.

– …ча, – папа заканчивает начало фразы, и они оба буквально сверлят глазами экран мобильного. Хмурятся, подносят и отдаляют телефон и продолжают гипнотизировать меня, как удав свою жертву.

– Привет, мам, пап, – начинаю я бодро, стараясь изобразить радость от звонка родителей, когда внутри всю потряхивает от эмоций и предчувствия неминуемой беды. – Как де…

– Что это такое, Эрика?!

Голос отца рокочет и даже через динамики бьет по барабанным перепонкам. Кровь отливает от лица, хочется сжаться в комок, лишь бы только не били. Хоть и словесно.

Не могу понять, что папа имеет в виду, и хлопаю ресницами, ожидая хоть каких-то пояснений. И они не заставляют себя ждать.

– Я тебя спрашиваю, что это, за нахрен такое?!

– Это что, мужчина?!

Родители кричат в унисон, мама так вообще переходит на ультразвук, и я напрягаюсь всем телом.

Лишь ладонь Влада, что ложится мне на спину и успокаивающе поглаживает, приводит в чувство.

А еще я понимаю, о каком мужчине идет речь.

О моем.

Я настолько напряглась от внезапного звонка родителей, что напрочь забыла о присутствии Влада. О том, что сижу у него на коленях. А он, оказывается, успел расстегнуть рубашку, и теперь в кадр четко попадают его офигительные кубики пресса.

Которые, ожидаемо, не понравились моим родителям.

Мои родители не то, чтобы строгие, они – гестапо. Всю жизнь, с самого детства, они контролировали каждый мой шаг. Заставляли жить по их правилам. По их указке. Что носить, что надевать, с кем дружить, в какую школу ходить, на какие предметы сделать упор…Абсолютно все сферы моей жизни были подконтрольны родителям. Я не имела права на свое мнение и право голоса. Я – пластилин в руках двух взрослых людей, и из меня лепили то, что хотели. Через меня реализовывали то, чего не достигли в своей жизни.

Но в один прекрасный миг я поняла, что не хочу так жить. Хотела свою жизнь. Посмотрела на отношения с матерью у своей одноклассницы, и поняла, что хочу свободы. Ждать родительской любви не приходится, а вот жить своей головой, принимать решения – да.

И так я взбрыкнула, заявив, что не пойду ни на какие курсы повара, а еду получать образование в столицу, в университет. Скандал длился две недели, родители грозились меня запереть в доме, и я просто уехала тайно, позвонив им уже потом, по факту, когда заселилась в общагу.

И все три курса длится наша война: я стою насмерть на своем и продолжаю учиться, а родители сыпят угрозами и не теряют надежды сломить меня и вернуть в отчий дом.

Но сейчас я, сама того не зная, подлила масла в огонь. Потому что я не просто учусь. Я посмела завести отношения. Без их ведома и не по их указке.

Пока я судорожно пытаюсь придумать достойное объяснение, Влад мягко отнимает телефон из рук и широко улыбается одной из самых ослепительных своих улыбок. В надежде очаровать моих родителей. Эх, мой хороший, знал бы ты, что это из области фантастики…

– Добрый вечер, меня зовут Влад Бесстужев…

– Меня не интересует, как тебя звать, я спрашиваю, что ты делаешь рядом с моей дочерью?!

– Папа…

– А я отвечаю, – тон Влада меняется и становится жестким, бескомпромиссным. Он сжимает меня крепче в своих объятиях, не позволяя сползти с колен. – Я нахожусь рядом с вашей дочерью, потому что я – ее мужчина.

Немая сцена. Родители замирают по ту сторону экрана, шокированно разглядывая Влада во все глаза. Мы пялимся друг на друга, пытаясь осознать произошедшее. Я сижу не жива, не мертва, просто в ожидании, когда бомба рванет.

Долго ждать не приходится.

– Дрянь! – мама голосит, как потерпевшая, и мне даже приходится зажать уши руками. Кажется, если я и дальше буду слушать эти оскорбления, то у меня кровь пойдет из ушей.

Но мне плевать на это все. Я давно привыкла. Больше всего мне стыдно перед Владом, что он стал свидетелем этой сцены. А, учитывая, какая у него мама, и как она относится к сыну…Для него все это дико.

Но даже если это и так, он не подает и виду.

– А как складно врала: я поехала учиться, мне нужно высшее образование, я работаю…А кем ты работаешь, дочь?! Проституткой?!

– Прекратите немедленно оскорблять Эрику.

Влад не повышает голоса, не рычит, говорит ровно и спокойно. Но таким тоном, что у меня мороз по коже и хочется если не исчезнуть, то, как минимум, виновато опустить голову.

Вот только, жаль, моих родителей это не останавливает.

– Ты щенок еще, чтобы мне указывать! – папа багровеет, того и гляди, сейчас гипертонический криз схватит. – Ну, спасибо, дочь, за подарок на юбилей. Хотя, о чем это я? Забыла уже наверно про день рождения папы.

– Не забыла и собиралась приехать, поздравить!

Я молчу, что родители сами не поздравили меня с моим днем рождения по причине их обиды на меня за своеволие. Молчу, что каждый наш разговор переходит в скандал. Молчу, что три года родители продолжают меня терроризировать, пытаясь склонить на свою сторону.

– Послушала бы нас, жила бы нормальной хорошей жизнью: работала бы в кафе поваром, помогала нам по хозяйству, вышла бы замуж за Витю. А не вот это вот все!

При упоминании «жениха», которого мне родители подобрали еще когда я училась в школе, у меня сводит зубы.

И не у меня одной.

Влад сжимает мою талию, взглядом спрашивая, о ком речь. Опять заливаюсь краской, видя, как ревнует Бесстужев.

– Не