Свитки Магдалины - Барбара Вуд

Я сказал: «В Законе все ясно сказано. Не за себя я боюсь, а за тебя, моя любовь».

Она коснулась моей руки, и вся верность Саулу испарилась. Сара присела ближе ко мне, она вся дрожала, ее уста раскрылись.

И я сказал: «В Пятой книге Моисеевой также говорится: если же кто в поле встретится с остроковицею обрученною и, схватив ее, ляжет с нею, то должно предать смерти только мужчину, лежавшего с нею».[45]

Но Сара ответила: «Нет, моя любовь! Если нас застигнут, тогда мы будем наказаны вместе. Забудь про Закон, город и поле. Выхода нет. Мы должны покориться своей судьбе. Если нас уличат, то справедливость восторжествует. Если все обойдется, тогда нам придется вечно жить с тем, что у нас на совести».

Никто нас в тот день не видел, и никто ничего не узнал. В то мгновение я будто в рай заглянул. Но затем проходили вечера и дни, приводившие меня в отчаяние. Не было более низкого и презренного в своем обмане существа, чем я. Я предал свою жену Ревеку, я предал лучшего друга Саула, и я предал Бога. Моему поступку не было оправдания, да я и не пытался оправдаться. Я украл у своего лучшего друга то, что ему принадлежало по праву. Я никогда не смогу посмотреть ему в глаза без чувства глубокого стыда.

Я уже два раза за свою жизнь осквернил Тору. Как же я мог рассчитывать на то, что окажусь среди избранных, когда вернется Мессия, если я нарушил священный Закон Бога? На Сионе в любой день появится Царь, а я стал недостойным его.

Испытывая душевные муки, я отправился к Симону за советом. Я не раскрыл подробности, а всего лишь признался в том, что совершил преступное деяние. Я бросился на колени и спросил, что мне делать. К моему удивлению, Симон ответил: «Уже тем, что ты ищешь очищения, ты, стал чистым, ибо Бог видит в твоем сердце. Если ты искренен в своем раскаянии, тогда прощение придет незамедлительно». Тогда я сказал: «Как еврей я не заслужил права встречать Мессию».

Симон ответил: «Вспомни притчу о свадебном пире. Не садись на почетное место, ибо может случиться так, что хозяин уже пригласил человека более важного, чем ты. Тогда он может сказать тебе: «Пожалуйста, освободи ему это место». И ты будешь опозорен, тебе придется занять не столь почетное место. Если тебя пригласили, то занимай менее почетное место, дабы хозяин мог сказать тебе: «Мой друг, подойди и садись здесь, ближе ко мне». Так тебе окажут честь в присутствии других гостей. Ибо всякий, кто хочет возвеличить себя, будет унижен. А всякий, кто ведет себя скромно, возвеличится».

Я долго размышлял над советом Симона, и, хотя мне казалось, что он, возможно, прав, это не избавило меня от отчаяния.

А беды мои множились, ибо, хотя я добился, чего так желал, и после этого стал несчастным, я все еще любил Сару всем сердцем и душой.

Мой сын, это изменило меня. Хотя Симон успокаивал меня, говоря, что мне всего девятнадцать лет, я слишком строг к себе и со временем смогу простить себя, я все время чувствовал себя недостойным перед Богом. Случилось так, что я заставил себя дать зароки: молиться в два раза чаще и в два раза дольше, чем того требует Закон; носить тфилин на руке и лбу; чтить и Ветхий Завет, и Завет ессеев; удвоить усилия, дабы стать достойным этого Мессии.

Только так мог я примириться со своей жизнью. Я продолжал тихо и тайно любить Сару, но я также стал проявлять больше любви к Ревеке, чтобы она не страдала из-за моей слабости. Я не изменил своего отношения к Саулу, но всегда испытывал неловкость в его присутствии и старался не встречаться с его женой наедине.

Сославшись на болезнь, я не пошел на их брачный пир и отравил туда Ревеку вместе с ее матерью и сестрами. После женитьбы у Саула и Сары уже не оставалось времени приходить к нам в гости, как бывало раньше. А я всегда находил отговорки, чтобы отказаться от приглашений наведаться к ним.

Однажды, ко мне пришел Салмонидес и предложил купить соседнее хозяйство, которое обеднело и не давало прибыли, и превратить его в процветающее дело. Я по достоинству оценил это предложение, которое могло отвлечь меня от тяжелых дум, и тут же нанял новых работников, купил крупный пресс для отжима оливкового масла и придумал лучшую систему орошения. Салмонидес оказался прав, ибо соседнее хозяйство вскоре начало окупаться, а затем приносить прибыль. Пока мои оливковые деревья плодоносили сочными оливками, а мой пресс выжимал лучшее масло Салмонидес увеличивал мои доходы посредством вложения денег и другими способами.

К началу следующего года, когда мне исполнилось двадцать лет, из города пришел посыльный с письмом от Саула. Сара собиралась родить их первенца.

Спустя восемь дней мы пришли на обряд обрезания. Я увидел Сару впервые после ее свадьбы и поразился тому, как у меня тут же стали подкашиваться ноги, сердце забилось быстрее. Сара была бледна и слаба, ибо роды получились трудными, но столь же прелестна, какой запомнилась мне. Пока могэль совершал обрезание и произносил необходимые в таких случаях слова, я видел только Сару.

Они назвали первенца Ионафаном, ибо он был сыном Саула. Я стану его дядей, а он станет моим племянником. Мы произнесли особые молитвы над новорожденным, и я тайно позавидовал Саулу. У меня до сих пор не было своего сына.

Я благословил Ионафана, пожелал ему долгой жизни, затем безмолвно в своем сердце молился, чтобы он дожил до возвращения Мессии. Тогда он возмужает в подлинном Царстве Израиля.

Джуди ушла на кухню, готовить гамбургеры. Она занималась этим машинально, не думая. Хотя Джуди телом находилась в этой кухне двадцатого века, где все приводилось в действие при помощи электричества, ее мысли все еще пребывали в Иерусалиме.

Бен неподвижно сидел за столом. Он целиком погрузился в чтение свитка, переживал жизнь Давида бен Ионы. Неожиданное осознание того, что больше свитков не будет, оставило его с таким чувством, будто он витает в воздухе.

«Этого не может быть, – безрадостно подумал он. – Не может быть, что это все».

Бен опустил руки на фотографии и растопырил, пальцы. Он сидел неподвижно, ощущая слова Давида бен Ионы под своими ладонями, чувствуя дышащее жаром лето Иерусалима и мгновение любовной страсти, испытанной под халебской сосной. Он слышал шум и ощущал давку на космополитическом иерусалимском рынке. Здесь пахло рыбой, привезенной из Капернаума, Магдалы и Бетесды. Он пробовал на ощупь шелка из Дамаска, льняное полотно из Египта, слоновую кость из Индии. Он вдыхал экзотические благовония, слышал крики лоточников и торговцев. Он слышал лязг мечей римлян в ножнах, когда те проходили мимо. Он вдыхал пыль, запах животных, горячий воздух и пот Иерусалима…

– О боже! – вскрикнул Бен, вскакивая на ноги. Джуди тут же подбежала к нему, вытирая полотенцем руки.

– Бен, что случилось?

Он смотрел на подрагивавшие кончики своих пальцев.