Русская Италия - Сергей Нечаев

А вот в четырнадцать лет он внезапно ощутил себя «крайним атеистом», а еще через год исчезновение детской наивной веры в Бога обернулось для мальчика духовным кризисом, который на последнем году обучения в гимназии даже вылился в попытку самоубийства.

К счастью, попытка эта была вовремя пресечена, и в 1884 году Вячеслав Иванов поступил на историко-филологический факультет Московского университета, два года учился под руководством профессора кафедры всеобщей истории Павла Гавриловича Виноградова.

В это же время он успел жениться. Его первой женой стала Дарья Михайловна Дмитриевская, сестра его одноклассника. Она была литературно увлеченным человеком и благодаря ее участию состоялось личное знакомство Вячеслава Иванова с выдающимся русским философом, поэтом и литературным критиком Владимиром Сергеевичем Соловьевым.

В 1886 году, по рекомендации профессора П. Г. Виноградова, Вячеслав Иванов для продолжения образования вместе с женой уехал в Берлин.

Переезд за границу (до 1905 года он приезжал в Россию только на короткое время) совпал у Вячеслава Иванова с новым мировоззренческим кризисом. С одной стороны, его влекло к активной работе, а с другой — он перестал видеть в ней какой-либо этический и содержательный смысл. В Берлине в течение последующих пяти лет он занимался экономико-юридическими аспектами древнеримской истории под руководством знаменитого немецкого историка Теодора Моммзена, будущего лауреата Нобелевской премии.

После окончания курса, в 1891 году, Вячеслав Иванов даже начал готовить диссертацию о римских откупах. В это время он уже жил в Париже, а затем в Лондоне.

С 1892 года с женой и недавно родившейся дочерью он поселился сперва в Риме, а затем — во Флоренции, где он изучал памятники античной культуры. Как ни странно, именно годы пребывания за границей пробудили у него обостренный интерес к России, он начал изучать труды В. С. Соловьева и религиозного философа А. С. Хомякова. С начала 90-х гг. он увлекся изучением Ницше, который, по его словам, стал «властителем наших дум и ковачом грядущего». Однако увлечение немецким философом вскоре превратилось у него во внутренний спор, в котором культу ницшеанского антихристианства и волюнтаризма Вячеслав Иванов противопоставлял вечные христианские ценности.

* * *

Следует заметить, что личная жизнь Вячеслава Иванова не была широкой столбовой дорогой ничем не подпорченного счастья. Его первый брак с Дарьей Михайловной Дмитриевской длился чуть более шести лет и разрушился в связи с его увлечением Лидией Дмитриевной Зиновьевой-Аннибал (по мужу — Шварсалон), сестрой Александра Дмитриевича Зиновьева, дипломата, члена Государственного Совета, Санкт-Петербургского губернского предводителя дворянства в 1895–1904 годах, потом Санкт-Петербургского гражданского губернатора и шталмейстера Высочайшего Двора. В жилах Лидии Дмитриевны текла голубая кровь: ее отец был родом из сербских князей, а мать, урожденная баронесса Веймарн, была шведкой по отцу, а по материнской линии примыкала к семье Ганнибала — предка А. С. Пушкина. Зиновьевы жили в роскошном особняке. Внизу всегда стоял важный швейцар, а обширный холл и широкая лестница были покрыты хорошими коврами.

Традиционно считается, что встреча Вячеслава Ивановича и Лидии Дмитриевны произошла в 1893 году. Происходит это убеждение от написанного Ольгой Александровной Шор (псевдоним — О. Дешарт), другом семьи Ивановых:

«Лето 1893 года Лидия с детьми проводила во Флоренции. Туда, по дороге в Рим, заехал ее петербургский приятель — Иван Михайлович Гревс. Увидев Лидию Дмитриевну печальной и унылой, он решил ее развлечь и чуть не насильно увез с собою, чтобы познакомить с «замечательным человеком».

Это утверждение потом было неоднократно повторено в биографических статьях о Л. Д. Зиновьевой и В. И. Иванове. На самом же деле, все случилось годом позже. Это следует, например, из письма Вячеслава Иванова своей первой жене Дарье Михайловне, написанного 11 июля 1894 года из курортного городка Анцио, что примерно в часе езды от Рима. В нем Вячеслав Иванович пишет:

«Возвращаясь из кофейни, встретил Гревса с m-me Шварсалон».

Историк Иван Михайлович Гревс сопровождал Лидию Дмитриевну в итальянском путешествии 1894 года. Он на самом деле познакомил свою «протеже» с Ивановым, на которого эта первая встреча произвела неизгладимое впечатление. Уже на следующий день, 12 июля, Иванов писал жене:

«Сегодня чувствую себя очень дурно и тоскливо. Буду утешаться воспоминаниями о m-me Шварсалон… Упомянутая дама, как я уже писал, интересна, хотя, собственно, и не красива. Ей, кажется, еще нет тридцати лет. Она блондинка. У нее довольно высокий выпуклый лоб и вздернутый нос. Характеристична вертикальная морщина над переносицей между бровями, придающая ей решительный, энергический, иногда суровый вид. Минутами она кажется хорошенькой в своей светлой шляпке и белой вуали. Все обличает в ней порывистую волю и пылкий темперамент. У нее большая свобода и непринужденность в обращении, но она очень воспитанна и держит себя безупречно. Все, что она говорит, умно, хотя Гревс и утверждает, что она только неглупа. Она весьма культурна; ей очень нравится все в Италии, где она и прежде жила года два, так что свободно говорит по-итальянски. То, что она говорит про свои впечатления и мнения, убедительно в смысле искренности. Мне она нравится. Она готовится к сцене; через год думает приехать в Милан — поучиться и дебютировать».

Бедная Дарья Михайловна! Знала бы она, что это начало конца ее супружеской жизни с Ивановым.

Указание точной даты знакомства имеет большое значение. Ведь некоторые биографы, исходя из информации О. А. Шор, утверждают, что Вячеслав Иванов и Лидия Дмитриевна, которая была замужней женщиной и матерью троих детей, прилагали «нешуточные усилия, чтобы справиться со своею страстью». Якобы от их первой встречи до марта 1895 года, когда они решились кинуться друг другу в объятия, прошли целых два года. На самом деле к моменту встречи с Ивановым Лидия Дмитриевна была женщиной фактически свободной, жившей по отдельному от мужа паспорту. Более того, между указанными событиями прошло всего восемь месяцев, а виделись будущие супруги за это время меньше недели летом и три месяца осенью, так что речь тут может идти не о медленно разгоравшемся и сдерживаемом «нешуточными усилиями» огне, а едва ли не о мгновенной вспышке страсти.

Как бы то ни было, встреча Иванова с Лидией Дмитриевной прервала привычное течение их жизни и разрушила сразу две семьи (он разорвал с женой и дочерью, и у нее тоже было трое детей от первого брака).

Замуж Лидия Дмитриевна вышла следующим образом. Чтобы продолжить образование дочери, родители пригласили в дом молодого университетского учителя-историка Константина Сергеевича Шварсалона. Онто и сыграл в жизни своей семнадцатилетней ученицы важную роль, сумев заполнить ее душевные пустоты посвящением во все общественные движения эпохи. Она страшно ими увлеклась, поверила в альтруистический идеализм своего наставника, решила вместе с ним посвятить себя служению народу и, несмотря на отчаянное сопротивление семьи, в ноябре 1886 года вышла за него замуж. В 1887 году у них родился сын Сергей, в 1889-м — дочь Вера, в 1892-м — сын Константин. Тем не менее, брак оказался несчастным. После свадьбы деятельная молодая женщина примкнула к социал-революционерам и даже сняла конспиративную квартиру, полностью отдавшись «делу» супруга. Тот же, оказавшись при деньгах и высоких связях, моментально утратил интерес к университетской карьере, революционной деятельности и мировой справедливости, которыми, впрочем, никогда всерьез и не интересовался, и предался более приятным делам — а именно стал заводить романы на стороне. Прошло несколько лет, пока ничего не подозревавшая до поры до времени жена убедилась, наконец, в том, что ее обманывают. Как только это произошло, Лидия Дмитриевна тут же стала хлопотать о разводе. И, надо сказать, что сохранившиеся в архиве Иванова документы свидетельствуют о том, что Константин Шварсалон вовсе не был таким законченным злодеем, каким он обычно рисуется. Он сразу же согласился на выдачу ей отдельного вида на жительство, не отрицал своей вины и был готов уладить все денежные вопросы. Фактически, единственное, что он требовал, — это возможности видеться с детьми. Однако Лидия Дмитриевна была на это решительно не согласна и стала детей от него скрывать. Уже летом 1894 года, уезжая в Италию, она оставила детей под Петербургом, не сказав мужу адрес.