Маршем по снегу - Владислав Прокопенко

— А вот ситуация с подготовкой и организацией диверсии на ядерном полигоне приобретает совсем новое звучание. Факт подготовки был? Был, — рассуждал он про себя. — Организатор известен? Да, это скорее всего глава миссии. Что там сын кричал: «американцы в последний момент струсили…»? Значит, произошёл какой-то сбой в операции. Идём дальше. Пульт оказался в руках сына скорее после того, как был убит глава американской миссии. Но тут нестыковка получается. Сын, со слов Ли Хва Ми, всё время жил в Японии. Как он здесь оказался? Что за новая семья? Почему он был с пультом и явно в невменяемом состоянии? Выходит, что изначально пульт должен был оказаться в руках того человека, который точно знает время операции, а точнее, когда начнётся тестовая проверка заряда, вплоть до минуты. Вот где собака зарыта! — Артём, пока рассуждал, вспотел от возбуждения. Выходит, что основная роль была отведена человеку, который находится в ближайшем окружении Руководителя и по минутам знает о всех его передвижениях.

— Стоп! — вскрикнул вдруг полковник и ударил себя по лбу ладонью. — Какой же я дурак, — с горечью в голосе произнёс Королёв.

— Если Кан ни при чём, то сохраняется реальная опасность для жизни Ли Хва Ми, — пронеслось у полковника в голове, и он похолодел от своей беспомощности. Тот, кто стоит за убийством Ли Дон Гона, профессора, перестрелкой на дороге и ранением Ли Хва Ми, не успокоится и предпримет новую попытку убрать возможных свидетелей подготовки диверсии на ядерном полигоне «Пунгери».

— Надо выбираться из этой клетки, — принял решение Королёв и с отчаянием посмотрел на свою ногу. Полковник встал, ковыляя, добрёл до двери, попробовал её открыть, но она была заперта снаружи. Артём попытался тяжестью тела расшатать дверь, но та держалась крепко.

— Без шума не вырваться, — прошептал он. — Остаётся только воспользоваться вариантом, когда врач в очередной раз принесёт еду.

Как он будет действовать, когда выйдет из комнаты, Артём не задумывался. Времени прохлаждаться не было, надо любой ценой попытаться вырваться из заточения и уберечь от опасности любимую женщину.

Артём осмотрел себя. На нём было только нательное бельё — рубаха и кальсоны, которые в зимнее время носят северокорейские военнослужащие под формой.

— Да… протянул полковник, — далеко не убежишь в такой одёжке. Раздеть охранника? Но они все на голову ниже, — Артём с огорчением представил себя в коротких штанах.

Дверь в комнату открылась, и в помещение вошёл весь светящийся от счастья доктор. В одной руке он держал большую алюминиевую миску с горой белоснежного риса, а в другой различные соленья.

— Сынок! Вот же радость какая! — запыхавшись, сказал Ан и плюхнулся на стул около кровати раненого.

— Что случилось? — с любопытством спросил Артём.

— Ты только не волнуйся, — замахал руками кореец и наклонился к Королёву. — Я подслушал разговор офицера, который тебя допрашивал. Он говорил с кем-то по телефону. Так вот. Была проведена экспертиза на месте гибели американца в гостинице. Главу миссии убили из того же пистолета, из которого была тяжело ранена сотрудник государственного комитета обороны уважаемая Ли Хва Ми, а также ты. — Доктор радостно посмотрел на Королёва.

— Понимаешь? С тебя… сняты обвинения… Ты невиновен. Поэтому я отвечу на твой недавний вопрос, ты уж извини старика. Да. Я учился в Советском Союзе в Саратовском медицинском институте, — слёзы радости потекли по морщинистым щекам врача. — Это были мои самые счастливые годы… — продолжил, всхлипывая как ребёнок, Ан. — Ты ешь, пожалуйста. Тебе надо побыстрее выздоравливать. Завтрашний день будет очень хорошим, — улыбаясь, сказал врач и выбежал из палаты.

***

(н. п. Роккасё, Хоккайдо, Япония, 14 марта, 20:45)

На восточном побережье японского острова Хоккайдо, недалеко от старинной деревни Роккасё, в небольшом, но дорогом особняке Коно Тадаси, одетый в белое кимоно без фамильного герба и украшений, медленно вошёл в свою любимую комнату. Шаркая подошвами, глава финансовой империи подошёл к старому проигрывателю и поставил виниловую пластинку. После негромкого шуршания тихо зазвучал старинный военный марш.

Коно бережно развернул полоску белого шёлка и постелил её на циновочный пол из рисовой соломы. Затем подошёл к стоявшему в углу комнаты небольшому сундуку и достал из него почерневшую от старости деревянную шкатулку и завёрнутый в холщовую материю малый самурайский меч.

Банкир присел на корточки и бережно достал из шкатулки свёрнутый в рулон пожелтевший лист бумаги. Коно осторожно его развернул. В уголках глаз японца заблестели слёзы, когда он, наверное, в сотый раз читал императорский эдикт о награждении его отца за выдающиеся военные заслуги в «Сибирской экспедиции»53 (1914—1920 гг.) орденом «Золотого коршуна» 2-й степени. Затем Коно осторожно достал из шкатулки сам орден и, закрыв глаза, погладил главную военную награду императорской Японии. Пальцы рук нащупали два древних самурайских щита, на которых выделялись алебарды, меч в ножнах и конская сбруя. В верхней части ордена прощупывался золотой коршун с распростёртыми крыльями. Орден и наградной лист банкир бережно положил обратно в шкатулку.

Коно с усилием поднялся и, продолжая шаркать босыми ногами, подошёл к настенной полке, взял лист белой бумаги, баночку туши и кисть. Держа всё это в руках, он не спеша опустился на белую полоску шёлковой материи.

По полу гулял сквозняк, и ногам сразу же стало прохладно, но лицо президента одной из крупнейших в мире финансовых групп выражало полнейшее безразличие к холоду. За неделю банкир сильно сдал, превратившись в немощного старика. Рот практически не закрывался, обнажая корявые и редкие жёлтые зубы. Японец периодически доставал носовой платок и вытирал слюни, которые непроизвольно текли из уголков рта.

Дело, которому он посвятил многие годы своей жизни, пошло прахом. Сначала раздался неожиданный звонок бывшего госсекретаря США Крисса, который сообщил, что первый, и основной, вариант операции отложен на неопределённое время. Затем все телеканалы показали новости о прошедших в КНДР выборах и картинку голосующего в Пхеньяне Руководителя. Это окончательно доконало Коно.

Больше всего возмутило банкира то, что американцы отложили операцию, не предупредив об этом того, кто вложил в это дело не только огромные финансовые средства, но и душу.

— Продажные шлюхи, — прошипел японец, вспомнив, что «крота» в высшем руководстве Северной Кореи американцам передал именно он во имя исполнения завета своего отца — забрать у русских Сахалин и Курильские острова.

«Потеря лица» в роду Коно всегда была несовместимой с жизнью.

Банкир развернул лист белой бумаги, поставив на верхний угол шкатулку с орденом. Нижний край придавил свёртком с мечом. Взяв в правую руку кисточку, банкир на несколько секунд замер, а затем скорописью быстро написал два иероглифа: «Прости, отец».