Сын лекаря - Матвей Курилкин

Я удивленно хмыкнул.

– Видела бы ты меня год назад. Единственное, что у меня хорошо получалось – это проглатывать книги, одну за другой. Если бы вокруг меня не было хороших людей, которые мне помогали, я бы уже давно сгинул. И знаешь, давай не будем расходиться? Этот город слишком велик для того, чтобы бродить по нему в одиночестве.

Оли Лэтеар кивнула – как мне показалось, с некоторым облегчением. И после завтрака, когда мы вышли из дома и я повернул было в сторону отмеченных сажей домов, девушка меня остановила.

– Эрик, я поняла, что это бесполезно. Пойдем к горам. Это же глупо – даже за год мы не сможем обойти весь город.

– Хорошо. Я думаю, если твоя мать добралась досюда, она тоже пошла бы в сторону гор.

– Скорее всего. – И через несколько шагов: – Только давай будем заглядывать в те дома, которые нам по пути?

За день мы добрались до той расселины, возле которой я нашел тело первородного. Я рассказал о своих предположениях по поводу желтого вещества, выслушал соображения Иштрилл. Они не слишком расходились с моими, и хотя подтвердить мои предположения девушка не могла, я укрепился в мысли, что никакой магией первородные при разрушении города не пользовались. Вот только почему так мало эльфов возвращается из похода в орочий город? Да, путешествие довольно опасно, и вчера я несколько раз едва не погиб – но сегодня, зная об опасностях города, я бы в те ловушки уже не попался. Можно ведь заранее изготовить повязку, смочить ее водой как следует, и тогда можно достаточно долго работать в трещине, не опасаясь галлюцинаций. Или первородные так и не догадались о причинах появления «призраков»?

Мы с оли Лэтеар заглядывали в каждый из домов, которые попадались нам на пути – несмотря на давнее землетрясение, не так уж мало их сохранилось. Большинство из них были пусты – попадались только обломки мебели. Кое-где в зданиях встречались старые кострища – следы пребывания первородных. В общем, за столетия первородные вынесли из города все, кроме стен. Однако на следующий день мое мнение изменилось. Город был слишком велик, и деятельность эльфов затронула только небольшую его часть. Мы с Иштрилл по-прежнему осматривали те дома, которые выглядели целыми. В некоторых встречалась мебель в удивительно хорошем состоянии – очень красивая, резная, покрытая каким-то лаком, предохраняющим от сырости. Около одного из шкафов я остановился надолго, рассматривая изящные узоры на гладком дереве. И в самом деле, сокровище – такой шкафчик, вероятно, выглядел бы вполне органично в королевском дворце. В одном из домов я случайно заметил кочергу, краешек которой выглядывал из-за камина. Самая обычная кочерга, правда, кузнец, который ее ковал, был настоящим художником – она напоминала ветвь дерева, и только по цвету можно было догадаться, что это дело рук разумного, а не природы. Но оли Лэтеар уставилась на кочергу с восторгом:

– Это же настоящая орочья сталь! – с придыханием воскликнула она. – У нас она очень ценится, ее переплавляют и добавляют в оружейную. Да вот хотя бы мой уруми, в нем тоже есть частичка орочьей стали. Этот меч подарил моей прабабке ее муж, он был кузнецом! Даже у брата был не такой хороший.

– Правда? – удивился я. – А я думал, у вас все оружие одинаково хорошее. У нас оно очень ценится, люди такую гибкую и прочную сталь ковать не умеют.

– Да, гибкая и прочная, а если добавить орочью, то еще и не тупится, – с энтузиазмом продолжила рассказ девушка. – А орки не умели гибкую делать, видишь, у них только прочная.

– И зачем вы с ними ссорились? Торговали бы лучше, – удивился я.

– Да мы почему-то вообще ни с кем ужиться не можем, – грустно и сердито ответила девушка. – И в последнее время мне кажется, что очень много от этого теряем.

Через пару часов после полудня оли Лэтеар озадачила меня неприятным вопросом.

– Эрик, а ведь эти трещины, они в основном направлены из центра к краям города, ты заметил?

Действительно, когда в поисках девушки я шел по окраинам, за время пути мне пришлось пересечь два небольших провала, и еще один я видел. А за те два дня, что мы шли к центру, расколы хоть и встречались иногда, но пересекать их не нужно было, они шли в том направлении, куда было нужно нам. Трещины, конечно, не были прямолинейными, но общее направление оставалось постоянным. Мне это было ясно с самого начала, так что выводами девушки я не был удивлен, так что я просто снисходительно кивнул и пробормотал:

– Ну и что? Идти-то нам не мешает. А перебираться через них опасно.

– Эрик, я тебе об этом и говорю! Мы идем в сторону гор. Долина, в которой расположен город, похожа на чашу, она вогнутая. Если предположить, что эти гадкие ямы расходятся от центра радиально, значит, чем ближе к этому центру, тем они будут шире, и перебраться через них будет сложнее.

Вот теперь я почувствовал себя дураком. Ведь знал все это, а сообразить не мог. Еще неизвестно, сможем ли мы теперь обойти этот центр по кругу, или придется возвращаться назад, туда, где ширина провалов еще позволяет через них перебраться. Весь сегодняшний день мы шли по почти нетронутым землетрясением улицам, кажется, угодив на самую середину «куска пирога», и даже не видели трещин. Неизвестно, насколько они здесь шире!

Мы сменили направление и стали пробираться поперек улиц, туда, где по нашим расчётам пролегала очередная трещина. Идти таким порядком получалось намного сложнее, чем вдоль улиц, – там, где расстояние между домами было небольшим, оно было чаще всего завалено битым камнем. Приходилось искать переулки. Я на ходу размышлял:

– Провизии у нас осталось еще на четыре дня. Вода здесь встречается, но ты сама видела, какая она, пахнет отвратительно. Даже не помоешься, не говоря о том, чтобы пить. У меня обоняние совсем отключилось от этой вони, но, наверное, от меня уже разит! Знаешь, в том доме, который мы снимали с отцом, была баня. Ты ведь не знаешь, что такое баня? По крайней мере, я у вас таких не видел. Конечно, у вас тоже неплохо придумано, всегда теплая вода, но баня все-таки лучше. Дорого бы я дал за то, чтобы мне довелось еще хоть раз помыться в настоящей бане!

Девушка неожиданно заинтересовалась и попросила объяснить. Думаю, ее проблема гигиены тоже давно мучила. Я с готовностью травил себе душу, описывая устройство и ощущения.

– И вот возвращаешься из леса – грязный, голодный, замерзший. Лицо испачкано жиром пополам с сажей. Снимаешь все это безобразие – и в парилку. А там так жарко, воздух влажный и горячий, даже горло обжигает при дыхании. А Беар – это мой друг – нахлестывает веником, пока кожа не покраснеет. Никакой простуды не остается, кажется, что вымылся не только снаружи, но и изнутри. – На этих словах девушка издала отчетливый стон зависти. Я и сам себе сейчас завидовал. Представил себе одно из таких возвращений и неожиданно для себя закончил:

– А потом Беар орет трактирщику, чтобы позвал веселых девок, Хамелеон его поддерживает, а я убегаю в таверну – отъедаться.

– А кто такие веселые девки? Почему они веселые?

Я под своим слоем грязи покраснел и, заикаясь и сбиваясь, стал объяснять девушке концепцию продажной любви, которая, когда Иштрилл поняла, о чем речь, ее ужасно рассмешила и озадачила.