Спасите наши души - Евгения Михайлова

– Зинаида Федоровна, мне хочется, чтобы вы ответили на мои вопросы, – сказал Сергей, – но на главный уже ответили эксперты. На орудии убийства, обнаруженном в доме Сидоровой, ваши отпечатки пальцев, на кроссовках, изъятых из вашей комнаты, следы крови жертвы. Такое впечатление, что вы просто были уверены в своей безнаказанности. Вы ничего не сделали, чтобы замести следы, спрятать улики. Это что – демонстративное убийство для самоутверждения? Или вы надеетесь на защиту со стороны матери – работника правоохранительной системы?

– Плевать я хотела на мать, на правоохранительную систему и на самоутверждение. Просто захотела прирезать эту жирную курицу и сделала это. Чего еще надо?

– То есть вам было все равно, что вас найдут и вы понесете наказание?

– Не-а, не все равно. Я точно знала, что такие тупаки, как вы, меня сроду не найдут. Я что, ментов не видела? Эту ТИМ пасла куча народу, всем ее бабло нужно было. Кто-то с ней жил, кто-то спал, кто-то доил, а я просто так… Мимо проходила. Если бы не эти стервы с форума, хрен бы вы меня нашли. А что, не так?

– Примерно так. Вы пройдете психиатрическую экспертизу для ясности, а пока скажите не для протокола. Вы что, страдаете приступами немотивированной агрессии и направляете ее на полузнакомых людей? Возможно, Сидорова – не единственная ваша жертва?

– Размечтался. Щас на меня всех жмуриков повесишь, премию получишь… Хрен тебе! Никаких приступов у меня нет, агрессии тоже. Эту ТИМ я терпеть не могла, потому что сука она. То, что ей не жить, я, конечно, точно решила. Но если бы в ту ночь к ней в спальню не прибежал псих с бритвой… Может, она бы еще и потрепыхалась. А так – я смотрю из гардеробной: заходит этот, весь трясется, за шторой прячется, потом из-за нее высунулся, на голую ТИМ посмотрел, его чуть кондрашка не хватила. Синий, пена из пасти… Я его за шиворот вытащила, ТИМ и не заметила. Довела до выхода, дала пинок под зад и вернулась. Смотрю – бритва лежит. Я подняла. Я тогда, честно, резать ее не хотела. Можешь написать, что был аффект. Я законы знаю. Я просто подошла с этой бритвой, Наташка лежит на кровати, ноут на пузе… Я говорю: «Слышь, ты! Жить хочешь? Скажи по-быстрому, что кончишь на Генку вешаться. Ты ж знаешь – он меня любит…» А она стала ржать. Разобрало ее так, что сказать ничего не может. Пальцем на меня показывает и заливается…

– Ну, и?

– Ну, и все. Не знаешь, что ли?

– За что вы убили Наталью Сидорову?

– За все. Ничего не буду отвечать. Где мама? Она обещала сегодня меня забрать.

– Уже не заберет. Самое большее, что мы можем сделать для вас и вашей матери, – дать ей свидание с вами. Вы только что признались в умышленном убийстве.

* * *

Тоня Грекова, мать-одиночка, и голодала, и холодала, и воровала в магазинах, пока не узнала, что одна семья ищет кормилицу для усыновленного из роддома ребенка. Она им подошла. Ее с Зинкой даже поселили в отдельной маленькой комнате. Супружеская пара была уже немолодой. На все были готовы ради своего первого, неожиданного ребеночка. Тоне были страшно благодарны. На ее молоке малыш поправлялся, как на дрожжах. В отличие от Зинки, которая всегда напоминала сизого цыпленка. Когда ребенка уже не нужно было кормить грудью и ему нашли хорошую, образованную няню, Тоню не рассчитали просто так. Хозяин устроил ее уборщицей в местное ОВД, где сам работал начальником одного из отделов. Благодаря его хлопотам ей даже дали крошечную служебную квартирку. Зинку он помог в ясли устроить… В общем, выкарабкалась Тоня. У нее появилось свободное время и даже определенный выбор сексуальных партнеров. Она уже поняла про себя: влюбленность ей не грозит, а без секса дня прожить не может. Но Антонина не пошла тупо на поводу инстинктов. Она так выстраивала свою личную жизнь, состоящую из коротких и очень коротких эпизодов, чтобы с каждым мужчиной хоть на шаг продвигаться вперед по жизни. Цели Грекова ставила перед собой реальные. Причем они полностью совпадали с ее желаниями. Ей не хотелось оказаться английской королевой, ее не привлекала политика, ей ни к чему был пост министра внутренних дел, к примеру. Она дослужилась до майора, стала начальницей небольшого отдела в управлении исправительных работ… и абсолютно реализовала свою потребность власти, у нее было столько денег, сколько ей нужно, и она знала, как говорится, что получает их за работу, которая доставляет ей удовольствие. В самом прямом смысле. Обычным бабам нужны цветочки с поцелуйчиками, а Тоня Грекова удовлетворяла свою похоть с тем контингентом, который наиболее был для этого пригоден, с ее точки зрения. Она отбирала с мест отсидки мужков крупных, мускулистых, очень грубых и непременно в наколках, как в печатях. Как они ни фраерились, но, когда она привозила их к себе на квартиру, словно рабов, они в глубине души понимали, что от нее многое в их судьбе зависит. Но дело заключалось не только в этом. Тоня однозначно была в их вкусе, этих зэков по призванию, с их периодическим отрывом от нормальной жизни, от обычных женщин… Тоня для них оказалась выше обычной женщины. Об оргиях в ее квартире ходили легенды. И, попав сюда, каждый старался выделиться.

…Антонина никогда сильно не пьянела, по ночам она нередко видела приоткрытую дверь комнаты дочери, торчащий из нее острый любопытный нос. Но она не собиралась прятать от дочери свою жизнь. Она никогда ей не навязывала ничего вроде морали. Совершенно сознательно давала понять: бери, девочка, от жизни то, что хочешь. Ищи, думай, экспериментируй, получай удовольствие, в конце концов…

Однажды под утро она, уже засыпая, услышала придушенный то ли стон, то ли крик в комнате дочери. Влетела туда мгновенно. Зина билась и кричала под сильным «расписным» телом одного ночного гостя. Тоня метнулась к себе и через полминуты уже держала пистолет со взведенным курком у виска насильника. Он освободил девушку, по приказу Тони встал на колени. Она позвала других своих заключенных, их было трое. Спросила у дочери: «Что с ним сделать, Зина?»

– Убей его, мама, – почти спокойно ответила та.

И Антонина велела остальным принести из спальни веревки и наручники, которые предназначались для сексуальных игрищ. Они душили приговоренного на глазах девочки. И девочке это понравилось. Потом его отвезли в камеру. Тоня заплатила в два раза больше контролерам в ту ночь… А утром сообщили, что один заключенный покончил жизнь самоубийством, повесившись на спинке кровати, скрутив в жгут простыню…

Зина Грекова никогда не задумывалась над тем, любит ли она свою мать. Она не сомневалась в одном: ей с матерью повезло. Мать ни в чем ей не отказывала, она просто ничего не понимала в жизни и желаниях своей дочери. Зине казалось, что час за компьютером дает ей столько удовольствия, сколько никогда не даст ночь с мужчиной, отдых у моря с матерью, о нарядах, клубах и речи не шло… Ну, не заводило все это Зинку Грекову. Она блуждала по сайтам, регистрировалась на форумах, придумывала себе разные ники, представлялась разными именами, рассказывала разные биографии… Она делала все, что хотела. Призывала к убийству, клеймила убийц, пропагандировала разврат, выступала с позиций монашеской чистоты… Она выходила из дома только для того, чтобы развить и усугубить свои виртуальные приключения. Ее никто не знал, не узнавал, а она всегда знала почти всех, с кем встречалась. К кому приходила под видом бомжихи, сиротки, дочери алкоголиков… Она потом читала, как они расписывали свою доброту: почти всегда преувеличивали сумму, которую ей на самом деле дали, количество и стоимость вещей и т. д. ТИМ была самой богатой из всех, кого Зина вычислила по форумам. Но и самой скупой. Зинка хохотала, когда обнаруживала в теме, что ТИМ заныкала пару тысяч рублей, которые через нее передали бедной дочери алкоголиков.