Красный космос - Михаил Савеличев

– Ну, что там? – спрашивала она нетерпеливо робота, совершенно позабыв, что ей как старшей группы следовало не полагаться на Паганеля, а идти туда самой, осмотреть все собственными глазами и как бы убедиться, что это всего лишь еще один аппендикс колоссальной выделительной системы ковчега.

Все отходы движителя и других систем корабля поступали сюда, заполняя пузырчатые камеры и расщепляясь в отростках, которые со столь ненужной тщательностью осматривал Паганель. Но клоака одновременно служила надежным укрытием для самой важной части ковчега, близость которой Зоя ощущала через все более сильное шевеление в животе и груди. Будто в ней пробудился огромный склизкий червь.

– Аналогичная структура, – неизменно отвечал Паганель, и Зое хотелось крикнуть: так какого черта мы их столь тщательно осматриваем?! Приходилось прикладываться к трубочке и заполнять рот холодной водой. Медленно сглатывать.

Как ни удивительно, но при всей своей методичности Паганель не заметил ответвления, ведущего в нужном Зое направлении. Он прошагал мимо, лишь скользнув фонарем по складке. Подобные складки им встречались неоднократно, и робот огромными ручищами расширял их, чтобы в очередной раз найти лишь пустоту, но теперь нисколько не озаботился ее осмотром.

– Стоп машина, – скомандовала Зоя. – Паганель, это здесь.

– Что здесь? – Робот вернулся к складке. – Ничего интересного. Необходимо двигаться дальше.

Зоя ощупала мембрану, отыскала нужную точку. Нужен укол центральным пальцем с каплевидным когтем. Но можно обойтись и нажатием нелепого тупого отростка, упрятанного под слоями пустолазного костюма. Сильно. Еще сильнее. До упора, ощутив, как в толще мышц неохотно пробуждаются нужные натяжения.

– Свети мне, – сказала Зоя Паганелю и протиснулась в узкую щель. Одновременно она ощупывала бугристые сухожилия, кое-где ударяя по ним кулаком, пытаясь вернуть им былую эластичность. Инъекция расслабляющего им не помешает, но откуда ее взять? Поэтому приходилось продвигаться медленным шагом, ощущая, как спазм все же ослабляется, складка расходится.

– Осторожнее, – предупредила Зоя робота, – двигайся медленно, не повреди.

Еще шаг, еще, здесь эпителий сохранился почти полностью – прозрачные отростки, соединяющие стенки, утончаются, лопаются, выделяя на разрывах опаловые капли смазки. А значит, уже близко, уже здесь, и Зоя упирается локтями, продирается вперед, и ее встречает внезапная пустота, в которую она почти падает. Стальная рука ее удерживает, и вот они с Паганелем стоят в столь нужном Зое месте.

Лучи фонарей скрещиваются, расходятся, вновь сходятся, вырывая из мрака все новые и новые детали. Сердце Зои екает, замирает, когда свет обнаруживает пустоту там, где ее не должно быть.

Как же так?!

Где?!

Но тут же луч фонаря Паганеля скользит по округлым выступам пола, и Зоя понимает – так и должно быть. Чересчур много времени. Чересчур неблагоприятные условия. Режим глубокой консервации. А значит, придется поработать.

Свет их фонарей индуцирует ответное свечение в полости. Она огромна, гораздо больше всего того, что экспедиция обнаружила внутри Фобоса. И похожа на опрокинутую вниз вершиной пирамиду. От самого дна, где они с Паганелем, и до самого верха раскручивается сложное переплетение жилистых спиралей. Кое-где переплетение разорвано, и оттуда свисают безобразные лохмотья. Верх провисает расслабленными лепестками, которые соединяются высохшими нитями, похожими на те, сквозь которые протискивались Зоя с Паганелем, но более крупные и практически умершие, лишь по некоторым еще пробегают бледные огни.

Там, где спираль скручивается в тугую точку, – возвышенность, будто сложенная из множества странных деформированных костей. Зоя различает огромные черепа без глазниц, сочленения позвонков, на шипах которых почему-то тоже отрастают крошечные черепа, кости рук с невозможно длинными пальцами, по всей длине украшенные серпами когтей.

– Что это? – спрашивает Паганель, и в его металлическом голосе слышится почти человеческая растерянность.

– Самая важная часть ковчега, – говорит Зоя, но тут же поправляется: – Мне так кажется.

Они совсем крошечные на фоне открытого им безумия.

– Здесь что-то есть еще. – Паганель медленно ведет лучом света по пространству вокруг центрального выступа, на котором и должна находиться нужная Зое вещь.

Похоже на огромные булыжники. Они словно погружены в эпителий – часть полностью, высвечиваясь изнутри бледными тенями, у других наружу проступают округлые бока с прочерченными линиями, как на морской гальке где-нибудь на берегу Черного моря. Только здесь не море, а это – не камни.

Зоя переступает с булыжника на булыжник, отыскивает нужный, ключевой. Он не поврежден. Лишь выпирающая из усохшего эпителия часть слегка покороблена. Не страшно. Камни умеют лечить себя. Зоя осторожно поддевает его, вытаскивает и водружает на груду костяков, в теменную впадину огромного безглазого черепа.

– Помогай мне, – бросает Паганелю и возвращается за следующим камнем.

– Порядок важен? – Робот подхватывает сразу два и несет к выступу.

– Нет, – отвечает Зоя. – Теперь не важен… мне так кажется, – но это уже бесполезное оправдание.

«Зоя, откуда ты все это знаешь?» – вот какой вопрос она ждет от Паганеля. Но робот его не задает. Он выполняет приказ, как и положено роботу в экспедиционной смене.

Груда камней на постаменте растет. Зоя укладывает их друг на друга, и они какой-то силой сохраняют невозможное равновесие, лишь слегка покачиваясь. В них рождается собственное движение, которое закручивает сложенные колонны спиралями вокруг друг друга. Когда ни Зоя, ни Паганель больше не могут дотянуться до вершин этих спиралей, остальные камни тоже начинают двигаться, сползаются к постаменту будто живые, взбираются, втискиваются.

– Это не опасно? – запоздалый вопрос Паганеля.

– Нет, – говорит Зоя. Хотя точно знает иной ответ.

Камни надстраиваются друг над другом, образуя спираль из колонн.

– Они плавятся, – Паганель отступает от спирали, плечевые фонари резче выхватывают из сумрака происходящее. – Похоже на тессеракт. Трехмерную проекцию четырехмерного куба.

Робот прав. Кажется, будто камни сделаны из мягкого материала. Из воска. А сооружение – как огромная свеча. Булыжники подтекают, промежутки между ними заполняются, и вот спираль сменяется странной формы сооружением, похожим на составленный из кубов крест.

Углы креста ярко вспыхивают.

Вызывал командир корабля, и Георгию Николаевичу пришлось привести себя в парадный порядок, облачиться в новый, незамасленный комбинезон, прихватить журнал дежурств на случай, если у Бориса Сергеевича возникнут вопросы по функционированию движительных систем, и отправиться в тот закуток, где располагался Мартынов.