Волк и голубка - Кэтлин Вудивисс

С последним петушиным криком герольд с даркенуолдской башни возвестил о прибытии конных норманнов. Эйслинн поспешно оделась в надежде, что от Вулфгара прибыл гонец. Однако все надежды развеялись в прах, когда, спустившись в зал, она увидела Рагнора де Марте, гревшегося у очага. Два норманна стояли рядом, но, повинуясь приказу, немедленно удалились. Рагнор скинул красный шерстяной плащ, снял тяжелую кольчугу и остался в тунике из мягкой кожи и шерстяных чулках, однако на поясе по-прежнему висел двуручный меч.

Заслышав шаги, он обернулся, и при виде Эйслинн лицо рыцаря осветила улыбка. Только сейчас девушка сообразила, что стоит перед ним босая, с разметавшимися волосами, наспех одетая. Почувствовав, как замерзли ноги, она быстро направилась к очагу. Собаки громко залаяли, натягивая поводки. Девушка освободила их, выпустила на улицу и лишь потом уселась у огня, с неудовольствием сознавая, что в зале, кроме них, никого нет. Суэйн с Болсгаром уехали на охоту, а Гвинет еще не встала. Даже у крепостных нашлись неотложные дела — у них в памяти еще были свежи воспоминания о бойне, учиненной де Марте.

— Разве войнам настал конец, сэр Рагнор? — мягко спросила девушка. — Иначе почему вы так внезапно вернулись? Думаю, это место гораздо безопаснее, чем лагерь Вильгельма. Надеюсь, герцог оправился от болезни?

Темные глаза Рагнора дерзко скользнули по ее телу, прежде чем остановились на маленьких стройных ножках, почти скрытых подолом верхнего платья. Улыбнувшись, рыцарь опустился на колени и, сжав теплыми ладонями ледяную ступню, стал энергично растирать. Эйслинн попыталась вырваться, но Рагнор ее не отпускал.

— Твой язык становится все острее, моя голубка. Неужели Вулфгар заставил тебя возненавидеть всех мужчин?

— Жалкий червяк! Что ты знаешь о мужчинах? Его пальцы стиснули изящную щиколотку, и Эйслинн вспомнила боль, которую пришлось претерпеть от его рук.

— Каждому ясно, миледи, что именно ты ничего о них не знаешь. Предпочесть мне бастарда… подобную глупость не могла совершить ни одна женщина, кроме тебя!

Эйслинн пинком отбросила руку Рагнора и быстро вскочила.

— Пока я не вижу в этом ничего глупого, сэр Рагнор. И вряд ли увижу. Вулфгар — хозяин этого дома, и я принадлежу ему. Кажется, я сделала правильный выбор, ведь у тебя вряд ли есть что-то, кроме коня, способного вовремя вынести тебя с поля боя?

Норманн выпрямился в полный рост и рассеянно пригладил темные волосы.

— Я хотел бы остаться и показать тебе всю глубину твоей ошибки, Эйслинн. Но мне нужно спешить на корабль Вильгельма с неотложными письмами во Францию.

— Должно быть, тебе захотелось немного побездельничать, — съязвила девушка.

— У меня срочное поручение, но я безумно хотел увидеть этот прекрасный дом. И тебя, моя голубка. — Рагнор расплылся в улыбке.

— Ну вот, теперь ты меня увидел. Может, хочешь поесть на дорогу? Что сделать, чтобы ты поскорее уехал?

— Ничего, голубка, — вздохнул мужчина, приложив руку к сердцу. — Но я готов бросить вызов самой смерти, только бы немного побыть рядом с тобой.

Наверху хлопнула дверь, и Рагнор, заслышав шаги Гвинет, быстро отодвинулся. Он словно затеял игру, подначивая Эйслинн выдать его, но девушка облегченно вздохнула, обрадованная, что он оставит ее в покое.

На верхней ступеньке появилась Гвинет, и Эйслинн прикусила губу. На ней был золотистый наряд, любимое платье саксонки, единственное целое, что у нее еще осталось. Гвинет бесцеремонно брала одежду девушки и возвращала ее, лишь испачкав или разорвав. Тогда Эйслинн находила платья небрежно брошенными на кровать. Но когда Гвинет подошла ближе, девушка подавила улыбку. Маленькая грудь Гвинет казалась по-детски плоской, а бедра некрасиво выпирали из-под мягкой ткани. Гвинет подозрительно оглядела их, прежде чем обратиться к Рагнору.

— Я уже отчаялась увидеть вас, сэр рыцарь, — процедила она.

— Ах, мадемуазель, ваша красота и грация навеки запечатлены в моем сердце, — заверил Рагнор. — Поверьте, и дня не прошло, чтобы я не вспомнил о своей прекрасной даме.

— Ваши слова тают в моем сердце, как снежинки на очаге, но боюсь, что меня обманывают, — ответила Гвинет. — Разве не все мужчины лгут?

— Нет, нет, сладостная Гвинет, я не таков, хотя, говоря по правде, воины часто забывают красотку, оставленную дома, ради той, что сейчас держат в объятиях.

— Ах, какие они изменники! — Гвинет скривила губы в улыбке и вперилась взглядом в девушку. — Они так легко бросают любовниц! Давно известно, что не стоит верно ждать возлюбленного, лучше уйти сразу и не знать боли предательства.

Эйслинн выпрямилась:

— Ты слишком сурово отзываешься о мужчинах, Гвинет. Я предпочитаю получше узнать каждого, прежде чем безжалостно чернить. И сужу не по хвастливым речам, а по истинно рыцарским деяниям.

И, не сказав больше ни слова, Эйслинн стала подниматься наверх. Гвинет посмотрела ей вслед и презрительно фыркнула:

— Она просто дура, если воображает, что мой братец исправится и со всех ног бросится в ее объятия! Зачем поднимать с земли падалицу, когда все дерево к его услугам, а Англия лежит у ног?!

Рагнор скрыл улыбку и пожал плечами:

— Для меня главное — не пытаться понять женщин, а любить их! — И, поймав Гвинет за руку, притянул к себе: — Пойдем, девушка, я хочу ощутить нежность твоего тела.

Но Гвинет сердито заколотила кулачками ему в грудь:

— Отпусти меня!

Он немедленно повиновался и так резко оттолкнул ее, что она споткнулась и едва не упала.

— Ты лежал с этой саксонской шлюхой! — вскричала Гвинет, глотая слезы. — Спал с этой тварью и обманул меня! Рагнор самоуверенно улыбнулся и сел у очага.

— По моему мнению, это вряд ли тебя касается.

Гвинет подлетела к нему и встала на колени, сжимая обеими руками его загорелую ладонь, и с отчаянием заглянула ему в глаза.

— Не касается? Но ты, конечно, шутишь! Мы любим друг друга и должны делить беды и радости. — Ногти Гвинет впились в его кожу. — Я не желаю подбирать остатки после той потаскухи!

— К сожалению, дорогая, так оно и есть, — произнес Рагнор, отбрасывая ее руку.

Страх острым мечом вонзился в ее сердце, и Гвинет, припав к его ногам, умоляюще пробормотала:

— О любовь моя, как глубоко ты меня ранишь!

— Я не позволю, чтобы мной повелевали, — холодно заявил он. — И не желаю, чтобы меня погоняли, как быка с ярмом на шее. Если ты любишь меня, значит, не станешь посягать на мою свободу! Гвинет, жалко съежившись, зарыдала.

— Ненавижу ее, — стонала она, раскачиваясь. — Ненавижу почти так же сильно, как люблю тебя!

Губы Рагнора дернулись в улыбке. Сжав подбородок Гвинет, он приподнял ее лицо и нагнулся, чтобы припасть к устам.