Урожденный дворянин. Защитники людей - Антон Корнилов

– То есть, сначала и наша, и ваша цивилизации развивались одинаково… ну, примерно одинаково, – вскинулся Сомик. – А потом почему-то р-раз, и… – не зная, как выразить свои мысли словами, он продемонстрировал такой жест: сложил молитвенно ладони, начал поднимать их вверх и одну ладонь отвел в сторону – как ветвь от ствола дерева.

– Приблизко так, – согласился Олег, наблюдавший за Жениной пантомимой в зеркало заднего вида. – И та кривая тропка, по которой вы идете, все отдаляется и отдаляется от единственно верного пути естественного развития цивилизации. Повторюсь, вам это трудно понять. Вам это кажется досужей небывальщиной. Но… Разве каждого из вас хотя бы единожды не посещала мысль, что этот мир – устроен неправильно и неразумно?

Олег Гай Трегрей замолчал. Ничего не говорили и его спутники. Обочь трассы замелькали одноэтажные домишки, скованные друг с другом низенькими заборами палисадников. Потом вдалеке показались плоские макушки первых пятиэтажек.

– Профукали, значит, мы свой шанс жить по-человечески, – проговорил Двуха. – Теперь как у вас у нас уже никогда, что ли, не будет?

– Почему же? – проговорил Олег. – Еще три года назад никто здесь и понятия не имел о Столпе Величия Духа. А теперь… Сколько наших соратников постигло первую ступень Столпа и вышло на вторую?.. И каждый из них способен совершить подвиг. Потому что отчетливо понимает: во имя чего этот подвиг должен быть совершен.

– Выходит, – произнес Женя Сомик, почесывая нос, – у нас новое дворянство зарождается? Такое… правильное. Истинное, вернее. Только что-то очень уж активно это новое дворянство давят…

– Ничего странного, – сказал Трегрей. – Ваша реальность сопротивляется чужеродному для себя элементу. Все так, как и должно быть.

– То есть? – глянул на него Двуха.

– Как формируется истинное дворянство? Элита человечества? Только в условиях излома, серьезного напряжения физических и психологических сил и способностей, при котором каждый потенциальный дворянин непременно должен проявить весь свой ценностный аппарат. Понять и показать, что для него действительно важно, что он считает допустимым и предпочтительным, а на что не пойдет ни при каких обстоятельствах.

– А я вот что вам скажу, – бухнул вдруг Двуха, – давно уже хотел сказать… Пока это новое дворянство формироваться будет – сколько простых человечков сгинет ни за что, а? Таких, как батька мой? Которых система наша поганая в самую вонючую дыру жизни загоняет, откуда возврата нет? Которые никому на хрен не нужны? Пока мы это… в условиях излома свой… ценностный аппарат проявляем – вокруг нас все своим чередом идет. Ну, мы, допустим, по совести и закону жить пытаемся. А другие? С кем нас судьба не столкнула? В их-то жизнь мы не вмешиваемся…

– В том-то и дело, что нас на всех не хватит. Пока… – встрял было Сомик.

– И еще! – перебил его Игорь. – Мне вот эти разговоры про новое дворянство как-то… душу царапают. Всегда терпеть не мог тех, кто выше других себя считает, даже когда они действительно сильнее, умнее, благороднее. Я сейчас не о вас… не о нас… – поспешил поправиться он. – Какой из меня дворянин? Я из этих… – Двуха указал назад, туда, где уже едва виднелась на горизонте свалка, похожая издали на мутную тучу, тяжко осевшую на землю. – Плоть от плоти, кровь от крови, как говорится…

– Мы не защитники людей, – выслушав Двуху, коротко проговорил Олег.

– А почему?

– Потому что в любой из существующих систем оные рано или поздно превращаются в обыкновенных террористов.

Двуха хотел и на это возразить, но вдруг осекся. Набычился, втянув голову в плечи, задумался над сказанным…

– А я ничего против того, чтобы в новое дворянство войти, не имею, – высказался Сомик. – Мир ждет от нас ратных подвигов? Так тому и быть…

– Вестимо, – усмехнулся Олег.

– Ну и ладно, – закончил Женя. – Про гостиницу больше не заикаемся. Подвиги – значит, подвиги.

* * *

Сентябрь 2009 года, г. Туй.

Тусклый утренний свет пропитывал небо, как влага – рыхлую бумагу. Одна за другой стали позвякивать лесные птицы, и быстро сгущающееся это звяканье почему-то наводило на мысль о бое капель стеклянного дождя по стеклянным же листьям.

Костя, приподнявшись, в который раз посмотрел на часы. Была еще только половина пятого. До условленного момента оставалось пятнадцать минут. Возбуждение предстоящей битвы закопошилось под грудью, щекоча, поползло к горлу. «Скоро, уже скоро… – мысленно проговорил он, обращаясь к самому себе. – Совсем немного потерпеть…»

Позади него раздался скрипучий шорох, глухо щелкнула ветка, сломанная где-то в гуще желто-красного ковра опавшей листвы.

Он обернулся.

Закопавшиеся в пестрой листве так, что видны были только плечи и руки, семнадцатилетние меньшие дружинники – Заяц и Шатун – одновременно подняли головы. На лицах дружинников Костя увидел то же возбужденное ожидание, что чувствовал сам. Он подмигнул парням – мол, недолго еще лежать. И показал на пальцах – сколько именно.

Затем Костя перевел взгляд на бело просвечивающий сквозь древесные стволы недалекий коттедж, стоявший на самом краю небольшого поселка. Тихо и спокойно было в этом коттедже, мощном, двухэтажном, тесно окруженном металлическим глухим забором. Очень не похож был коттедж на прочие поселковые дома – низенькие, отделенные друг от друга внушительными пространствами огородов, скорее обозначенных, чем защищенных жиденькими оградами. Там, в этих домах, уже закипала дневная жизнь: перекликались одинокие и редкие голоса, клекотали куры, постанывали утробно коровы да время от времени разрывающе хрипло вскрикивали петухи.

А в коттедже еще спали.

«Ничего, – подумал Костя, разминая затекшие от холода и долгого лежания плечи, – сейчас мы вам устроим… утреннюю гимнастику…»

«Вот она! – мелькнула под этой мыслью другая, нечаянная, сама собой возникшая. – Вот она, настоящая жизнь! Правильная жизнь. О которой так долго мечтал. Вернее, и не мечтал уже…»

С той ночи, когда рыжий таксист привез их с Капралом (Иван Иванович предпочитал, чтобы теперь его называли именно так) в Туй, прошло уже почти два года. Шмыгнул хвостом остаток мимолетной весны, круто оборвавшейся в долгое и жаркое лето. К середине сентября нескончаемый, казалось бы, солнечный зной начал угасать, – стала вползать в мир вязкая пряная осень. А потом пришла долгая зима. Миновала еще одна весна и еще одно лето. И вот снова земля обернулась к осени.

За это время они многое успели.

Строительная компания из Новосибирска (лучшая в области!) в три месяца возвела в тайге, в пятнадцати километрах от Туя, лагерь. Немалый такой лагерь – максимальной вместимостью в двести человек. Капрал денег не пожалел, и дизайнерский штаб развернулся вовсю. Лагерь получился настоящей средневековой деревянной крепостью. Четыре могучих корпуса (на полсотни человек каждый), сложенные из бревен, без единого гвоздя, с покатыми на одну сторону крышами, располагались квадратом, в центре которого расстилалась просторная спортивная площадка. Особняком высился двухэтажный терем, где внизу решено было устроить столовую и складские комнаты, а наверху – зал для общих собраний и личные апартаменты Капрала. Интерьер помещений выполнили под стать экстерьеру: стены изнутри даже не стали обшивать досками, потолок просто закоптили; мебель изготовили по специальному заказу – грубо, но крепко сколоченная, не крашеная и не полированная, она и спустя несколько месяцев еще терпко и вкусно пахла сосновой смолой. Вокруг лагеря пустили высоченный частокол, такого варварски устрашающего вида, что даже странно было не наблюдать на остриях кольев вражьих черепов, а на верхушках дозорных вышек-башенок по четырем углам ограды – суровых, закованных в латы воинов, зорко озирающих окрестности… Правда, несколько портил стилистику грандиозного сооружения современный открытый тренажерный зал, занимавший едва ли не половину спортивной площадки, но тут уж ничего не попишешь. Гири и штанги из камней и палок еще можно попытаться сделать, а вот собственно силовые тренажеры – вряд ли…