Святая, смешная, грешная - Виктор Ермаков

– Привет, Люба! Ну, вот ты и домой уже, – сказал Костя, подавая коляску. – Садись, доставлю первым классом.

– Ребята, спасибо, если бы не вы, даже не знаю…

Она замолчала, и по её щекам потекли слёзы, а вместе с ними и вся косметика.

– Люб, садись давай, всё самое плохое уже позади. Сейчас отвезём тебя домой, потом я съезжу на рынок, накуплю всё, что нужно – фрукты, курочку домашнюю, ещё какой-нибудь вкуснятины. Через недельку будешь как новенькая у нас! – говорила я, помогая усаживаться ей в кресло.

Костя не торопясь катил по асфальту коляску, а Любаня молча, сквозь тёмные очки, смотрела по сторонам. Иногда она медленно поднимала голову вверх, глядя на синее небо. Затем переводила взгляд на деревья, цветы, людей, словно знакомясь заново со всем, что её окружало. О чём она думала в эту минуту? Наверное, о жизни и судьбе – о том, какая она хрупкая, переменчивая, непредсказуемая и жестокая. Ещё вчера ты – молодая, красивая, здоровая и беззаботная. А сегодня – в коляске и благодаришь Бога, что это не инвалидное кресло.

«Откуда тебе знать, о чём она думает сейчас, какие мысли у неё в голове? – спрашивала я себя. – Что она должна, по– твоему, ехать в кресле и песни петь? Естественно, после такой переделки, в которую она попала, по-другому будешь смотреть на мир. Кругом солнце, цветы, жизнь бьёт ключом, а она – на костылях, в парике… Тут уж не до смеха».

Мы приблизились к больничной проходной, за которой была совсем другая жизнь – с московским бешеным ритмом, скоростями, делами и заботами, на которые иногда не хватает двадцати четырёх часов в сутки.

– В это сложно поверить, пока ты не на больничной койке, – вдруг заговорила словно сама с собой Любаня, – но когда ты лежишь одна в палате, часы кажутся годами. Какие только мысли не лезут в голову. Наверное, только тогда понимаешь, что есть на самом деле наша жизнь, насколько она тонка, подвержена ударам судьбы, непредсказуема. Действительно, все мы ходим под Богом, – тяжело вздохнула Любка и замолчала.

М-да, всё-таки я не разучилась ещё понимать свою подругу даже по взгляду. Хотя о чём она ещё сейчас может думать? Не о танцах же. Любой, окажись на её месте, сто раз вспомнил бы и о Боге, и о превратностях судьбы.

– Любаша, давай мы сядем с тобой на заднее сиденье, по дороге поговорим, обсудим всё, что нужно сделать в ближайшие дни. Тебе же надо на перевязки ездить. Лекарства какие выписали? Давай рецепт, мы заедем в аптеку.

– Кать, я тут созванивалась с братом моей мамы, ты же знаешь о нём, тот, который живёт под Смоленском. Кругом лес, чистый воздух, тишина – то, что сейчас мне и нужно. Говорит, что интернет есть, правда, не очень хорошо работает, но тем не менее… Мы сможем с тобой списываться или по иногда по скайпу общаться. В общем он обещал через недельку приехать за мной, поеду к ним до конца лета.

– Вот это новость! – удивилась я. – А как же бизнес? На кого оставишь? По врачам, наверное, ещё походить нужно, а ты уезжать собралась. Хорошо подумала?

– Я говорила с моим бухгалтером, она – толковая женщина, уверяет, что справится и без меня. Кать, ты же знаешь мой бизнес, коллектив-то – раз, два и обчёлся. Швы здесь сниму, а гипсы – там. Не проблема. Зато тишина и чистый воздух.

– Кстати, Люб, – вмешался в разговор Костя, – у тебя машина в какой компании застрахована? Напиши доверенность на меня, просто от руки, я заберу её со стоянки и договорюсь, чтобы побыстрее отремонтировали. Пока ты на парном молоке да на свежем воздухе здоровье поправляешь, всё будет сделано в лучшем виде.

– Костя, если это тебя это действительно не очень затруднит, я была бы очень благодарна. И, конечно, хочу сказать большое спасибо вам, ребята!

В её глазах опять заблестели слезинки, а голос взволнованно задрожал.

– Катя, когда ты зашла ко мне в палату, я просто глазам своим поверить не могла. Бросить отдых за тысячи километров и примчаться в больницу… Сейчас родные-то нечасто так поступают. А ты вот прилетела…

В Любашкином голосе слышалась неподдельная грусть и одновременно благодарность. Мне стало её так жалко, что я взяла её ладонь в свою и тихо произнесла:

– Люб, я уверена, что ты поступила бы так же. Мы ведь с тобой лучшие подруги. У меня, кроме мамы и тебя, никого нет – она да ты.

– А я? – послышался Костин голос.

– Она – моя лучшая подруга, а ты – моя любовь, – сказала я, потрепав его по волосам на затылке.

– Я тоже хотел бы иметь приставку «лучшая». Я – твоя лучшая любовь! – стараясь как-то отвлечь нас от грустного настроения, улыбаясь и подмигивая мне в зеркало заднего вида, произнёс Костя.

– Лучшая, единственная и неповторимая! Однозначно, милый, безо всяких сомнений и компромиссов, – в тон ему отозвалась я.

Мы помогли подняться Любане в её квартиру, потом съездили с Костей на рынок и в аптеку. Попрощались, выслушав от неё уже в который раз слова благодарности, и уехали.

– Костя, ты утром хотел прогуляться в районе, где я живу. Не передумал?

– Нет, не передумал. С удовольствием! Едем?

– Едем, – ответила я, садясь на переднее сиденье. – Там где-нибудь и пообедаем.

Остаток дня мы провели с Костей вдвоём… Побродили по территории бывшей кондитерской фабрики «Красный Октябрь», в одном из зданий которого расположилась галерея современного искусства. Тут же пообедали в одном из кафе, прогулялись по набережной, постояли, любуясь фонтанами, затем зашли в кинотеатр «Ударник» и купили билет на ближайший сеанс. Устроившись поудобнее в кресле, я прижалась к Косте. Не успел в зале погаснуть свет, как он положил мне свою руку на колени и стал поглаживать их… Не дав опомниться, его горячая ладонь бессовестно скользнула между моих плотно сжатых ног. Он так нежно массировал внутреннюю поверхность бедра, что я, не в силах сопротивляться, безропотно раздвинула ноги. Его пальцы отодвинули полоску трусиков, и сердце моё застучало, заглушая голоса с экрана.

– Костя, убери сейчас же руку, – шептала я ему на ухо. – Я уже вся мокрая, а платье-то на мне тонюсенькое. Как я выйду после кино-то, ты подумал?

Посидев ещё немного, мы поняли – лучше уйти сейчас, не дожидаясь, пока мы не сможем сдерживать свои желания. Не сговариваясь, взялись за руки и, осторожно двигаясь в темноте по почти пустому залу, пошли к выходу.

Дорога до кровати заняла считанные минуты. Никогда не могла понять, каким будет Костя сегодня, нет, даже не сегодня, а сейчас, в эту минуту. Он мог быть разным. Совершенно, абсолютно разным. Я не уставала восхищаться неутомимой энергией, необузданной страстью, с которой он мог заниматься со мной любовью. Измотав меня, подарив сказочные оргазмы от бешеного секса, он вдруг мог стать самым ласковым, милым и нежным. Но уже через полчаса – опять взорваться, быть жёстким и даже слегка грубым, что мне иногда безумно нравилось.

– Как же не хочется расставаться, – прошептал он мне на ухо. – Но завтра очень важный день. Очень важный, – медленно ещё раз повторил Костя, и его лицо стало задумчиво грустным.