Заветы - Маргарет Этвуд

– Свободная любовь, – брезгливо сказала Тетка Беатрис. – Какая там свобода? Все за плату.

– Да и любви никакой, – сказала Тетка Дав. – Почему ты с ним?

– Я не знала, куда еще пойти, – ответила я и разрыдалась. – Меня дома били!

– В домах у нас в Галааде никогда никого не бьют, – сказала Тетка Беатрис.

Тут вернулся Гарт и изобразил возмущение. Цапнул меня за руку – за левую, со шрамами, – и вздернул на ноги, и я заорала, потому что было больно. Он велел мне заткнуться и объявил, что мы уходим.

Тетка Беатрис сказала:

– Можно с вами поговорить?

Они с Гартом отошли подальше, а Тетка Дав протянула мне платок, потому что я плакала, и сказала:

– Можно тебя во имя Господа обнять?

И я кивнула.

Вернулась Тетка Беатрис и сказала:

– Можем идти, – а тетка Дав ответила:

– Хвала.

А Гарт ушел. Даже не оглянулся. Я с ним не попрощалась и от этого заплакала еще горше.

– Уже все хорошо, тебе ничего не грозит, – сказала Тетка Дав. – Крепись.

То же самое говорили в «СанктОпеке» беженкам из Галаада, только те пришли оттуда сюда, а не наоборот.

Тетка Беатрис и Тетка Дав шли впритирку ко мне, с боков – чтобы никто меня не трогал, пояснили они.

– Этот молодой человек тебя продал, – презрительно сообщила Тетка Дав.

– Да? – переспросила я.

Гарт меня не предупреждал.

– Я попросила – и готово, – сказала Тетка Беатрис. – Вот как он тебя ценил. Тебе еще повезло, что он продал тебя нам, а не сутенерам. Запросил кучу денег, но я сбила цену. В итоге согласился на полцены.

– Грязный безбожник, – сказала Тетка Дав.

– Он сказал, что ты девственница, – ты бы тогда обошлась дороже, – сказала Тетка Беатрис. – Но ты ведь нам сказала другое?

Я срочно пошевелила извилинами.

– Я хотела, чтоб вы меня пожалели, – прошептала я, – и взяли с собой.

Они переглянулись через мою голову.

– Мы понимаем, – сказала Тетка Дав. – Но отныне говори только правду.

Я кивнула и дала слово.

Привели они меня в квартиру, где жили сами. Я раздумывала, не та ли это квартира, где нашли мертвую Жемчужную Деву. Я, впрочем, планировала открывать рот как можно реже: не хотелось все запороть. И повиснуть на дверной ручке тоже не хотелось.

Квартира была по последнему слову. Две уборные, в каждой ванна и душ, и громадные окна, и большой балкон, а на нем в бетонных кадках настоящие деревья. Вскоре я выяснила, что дверь на балкон заперта.

До смерти хотелось в душ: я смердела слоями собственной шелушащейся грязной кожи, и по́том, и ногами в старых носках, и вонючей грязью из-под моста, и фритюром из фастфуда. Квартира была такая чистая, в ней пахло цитрусовым освежителем воздуха, и от меня, наверное, несло очень сильно.

Когда Тетка Беатрис спросила, хочу ли я в душ, я мигом закивала. Только осторожнее, сказала Тетка Дав, у тебя же рука: не мочи ее, а то можно коросту содрать. Должна признаться, меня тронула их забота, пусть и фальшивая: им не улыбалось везти в Галаад гниющую тушку вместо Жемчужины.

Когда я в пушистом белом халате вышла из душа, моя прежняя одежда исчезла – там все такое грязное, что без толку стирать, сказала Тетка Беатрис, – и они выложили мне серебристое платье, как у них.

– Мне ходить в этом? – спросила я. – Я же не Жемчужная Дева. Я думала, Жемчужные тут вы.

– И те, кто собирает, и тех, кого собирают, – все Жемчужины, – сказала Тетка Дав. – И ты тоже. Драгоценная Жемчужина.

– Поэтому ради тебя мы и пошли на такой риск, – сказала Тетка Беатрис. – Мы здесь в кольце врагов. Но ты не бойся, Агата. Мы тебя защитим. Так или иначе, – сказала она, – хотя формально я и не Жемчужная Дева, мне придется надеть платье, чтобы выехать из Канады, потому что канадские власти сворачивают экспорт несовершеннолетних новообращенных. Считают это торговлей людьми – и совершенно зря, – прибавила она.

Тут Тетка Дав напомнила ей, что не надо говорить «экспорт», потому что девушки – не товар, а Тетка Беатрис извинилась и сказала, что имела в виду «организацию переезда за границу». И обе улыбнулись.

– Я совершеннолетняя, – сказала я. – Мне шестнадцать.

– У тебя есть документы? – спросила Тетка Беатрис.

Я покачала головой.

– Мы так и думали, – сказала Тетка Дав. – Документы мы тебе сделаем.

– Но, чтобы не было проблем, по документам ты будешь Теткой Дав, – сказала Тетка Беатрис. – Канадцы знают, что она въехала, и когда будешь выезжать, они решат, что ты – она.

– Но я гораздо моложе, – сказала я. – И не похожа на нее ни капельки.

– В документах будет твоя фотография, – сказала Тетка Беатрис. – Настоящая Тетка Дав, – пояснила она, – останется в Канаде, уедет со следующей найденной Жемчужиной, а имя себе возьмет той Девы, которая въедет. Они постоянно так меняются.

– Канадцы нас не различают, – сказала Тетка Дав. – Для них мы все на одно лицо.

И обе засмеялись – видимо, в восторге от своих розыгрышей.

Затем Тетка Дав сказала, что другая самая важная причина надеть серебристое платье – упростить мне въезд в Галаад, потому что в Галааде женщины мужскую одежду не носят. Я сказала, что легинсы – не мужская одежда, а они сказали – спокойно, но твердо, – что да, мужская, так написано в Библии, легинсы – мерзость пред Господом, и если я хочу в Галаад, придется мне с этим смириться.

Я напомнила себе, что спорить с ними не надо, и надела платье, а на платье – жемчужное ожерелье, которое оказалось липовое, Мелани правду говорила. Еще мне дали белую шляпку, но ее, сказали мне, надо надевать только на улицу. В жилище волосы разрешены, если нет мужчин, потому что у мужчин на волосах пунктик, они от волос сходят с ума, сказали мне. А мои особенно огнеопасны, потому что зеленоватые.

– Они просто подкрашены, это потом сойдет, – сказала я виновато, мол, я и сама раскаиваюсь в таком опрометчивом выборе окраса.

– Ничего страшного, милочка, – утешила Тетка Дав. – Никто не увидит.

Вообще-то, после старой грязной одежды в платье было довольно приятно. Оно оказалось прохладное и шелковистое.

Тетка Беатрис заказала на обед пиццу, которую мы съели с мороженым из их морозилки. Я вслух удивилась, что они едят такую неполезную еду: Галаад же вроде против, особенно когда такое едят женщины?

– Это тоже наше Жемчужное испытание, – сказала Тетка Дав. – Нам полагается отведать плотских искусов внешнего мира, дабы их постичь, а затем отвергнуть в сердцах своих. – И откусила пиццы.

– А у меня последний шанс их отведать, – сказала Тетка Беатрис, которая дожевала пиццу и теперь ела мороженое. – Честное слово, не понимаю, что плохого в мороженом, если там нет химии.