Маскарад со смертью - Иван Любенко

У сыщика на глазах навернулись слезы радости. Забыв о том, какая рука у него больная, он попытался протянуть забинтованную, висевшую на перевязи руку, но быстро опомнился и, подав левую, проговорил:

– Ваше… высокопревосходительство! Я и впредь, завсегда… Государю нашему императору… верой и правдой… Жизнь готов положить… Премного благодарен… Рад стараться!

– Также хочу объявить, что начальник сыскного отделения господин Поляничко представлен к ордену Станислава III степени с мечами и бантом. Начальник губернской полиции господин Фен-Раевский награждается орденом Святого Станислава II степени. Итак, официальную часть на этом можно считать оконченной и я всех приглашаю пройти в банкетный зал.

Его превосходительство первым направился в соседнюю комнату, где на столе, накрытом белой скатертью, выстроились бутылки с шампанским, коньяком и сухим вином. Рядом теснились вазы с персиками, ананасами и виноградом. Нарезанные дольками апельсины соседствовали с раскрытыми коробками эйнемовских конфет. Прислуживали два официанта.

– Уважаемые господа! Я поднимаю этот бокал за государя нашего, за православную веру, за Отечество – за Русь-матушку и, в вашем лице, за ее бесстрашных сыновей! – Послышался хрустальный перезвон бокалов и негромкие поздравления.

Но, как обычно бывает в таких случаях, из-за официального характера торжества и слишком большого числа начальников присутствующие чувствуют себя неуютно. Каждый был кому-то подчинен и от кого-то зависим. И потому минут через двадцать банкетный зал опустел. Участники празднества покинули губернаторский дом, разделившись на группы: полицмейстер, Поляничко и Каширин направились в управление, а Фаворский с Васильчиковым медленно шли по бульвару, ведя неторопливую беседу.

– А знаете, поручик, я бы хотел предложить вам отправиться вместе со мной на журфикс к Высотским.

– Рад бы, но, к сожалению, не имею приглашения от хозяев.

– Оно вам и не понадобится. Дело в том, что я собираюсь сегодня вечером просить руки Вероники Высотской. А вы будете моим сопровождающим лицом. Видите ли, Бронислав, я хотел бы считать вас, если, конечно, вы не возражаете, своим товарищем, поскольку в этом городе, кроме вас и господина Ардашева, у меня нет настоящих друзей. Кстати, надеюсь, на журфиксе представится случай вас познакомить. Клим Пантелеевич чрезвычайно интересный собеседник.

– Благодарю за предложение и с радостью его принимаю. Да и об Ардашеве слышал много хорошего… Ну-с, разрешите вас поздравить с окончанием холостяцкой жизни!

– Не будем спешить, Бронислав. А вдруг возьмут и откажут?

– А вот этого точно не произойдет! Вы уж поверьте предчувствиям старого дамского угодника.

– Дай-то бог! Предлагаю встретиться у дома Высотских в восемь.

– Прекрасно!

Офицеры пожали руки и разошлись по разные стороны начинающей покрываться золотом аллеи. Солнце торопилось спрятать лучи за горизонт, небо наливалось свинцом, а холодный северный ветер гнал с востока черные проливные тучи.

Весть о поимке налетчиков разнеслась по городу с быстротой колокольного звона. На базарах и в лавках об этом только и судачили. Причем реальные события так быстро обросли невероятными деталями, что отличить правду от вымысла было невозможно.

Одни взахлеб рассказывали о банде учителей-грабителей, которые не только «потрошили» почтовые кареты, но и вырезали на телах жертв математические формулы. Другие уверяли, что злоумышленниками верховодила бывшая прусская баронесса, служившая горничной чуть ли не у самого губернатора. И она, подавая чай на служебных совещаниях, заранее узнавала о планируемых засадах, предупреждала сообщников, и потому банда была неуловима.

Для большинства обывателей арест почтмейстера остался незамеченным, и лишь немногие знали о его причастности к налетам и убийствам. Завсегдатаи пятничных журфиксов у Высотских предвкушали возможность услышать о нашумевшей операции из первых уст, с нетерпением ожидая появления полицмейстера и начальника жандармского отделения. Но никому и в голову не могло прийти, что среди гостей окажется еще один участник баталии – недавно выпущенный из одной тюрьмы и тут же угодивший в другую Бронислав Арнольдович Васильчиков.

Появление офицера вызвало если не шок, то, во всяком случае, удивление высшей степени.

– Поручик Васильчиков, господа! За героизм представлен командованием к внеочередному воинскому званию, – отрекомендовал вошедшего Фаворский.

Гости повернулись, оставаясь на своих местах, и только хозяйка, точно потревоженная сойка, подскочила с кожаного кресла и понеслась навстречу молодому сердцееду.

– Если я не ошибаюсь, мы как-то уже встречались с вами на одном из вечеров, не так ли? – кокетливо лепетала Высотская.

– Да, да, вы правы, мадам. Имел честь насладиться вашим приятным обществом.

– И правду говорят: «ничто так не красит мужчину, как военная форма…»

– Знаете, графиня, какие бы преференции офицеру ни придавал мундир, он никогда не может сравниться с тем небесным очарованием, которое источаете вы при каждом вашем движении, – заглядывая в глаза привлекательной еще особы, щедро раздаривал комплименты Бронислав.

– О, как вы галантны! Обещаю, что сегодня я просто не разрешу вам скучать. – Подхватив военного под руку, дама уже была готова увести его за собой, но тут вмешался Фаворский, державший за спиной два запакованных в бумагу объемных свертка:

– Виолета Константиновна, не могли бы вы вместе с Аристархом Илларионовичем уделить мне несколько минут?

– Это, наверное, опять связано с бывшей горничной? А может, вы снова хотите что-то узнать об этом Никитине? Но ведь третьего дня я уже все подробно рассказала одному надоедливому следователю… м-м, с какой-то кошачьей фамилией… Разве этого недостаточно? – обиженно надула губы графиня.

– Не беспокойтесь, у меня вопрос совсем иного рода.

– Ну, хорошо, подождите меня здесь, я сейчас приглашу мужа. Он, наверное, в бильярдной. – Она быстро пересекла просторную залу и почти сразу вернулась, а за ней торопливо семенил маленькими, как у гусеницы, ножками толстый граф, не успевший даже отряхнуть испачканный мелом сюртук. На его раздосадованном лице было написано неудовольствие от внезапно прерванной партии.

– О, господин Фаворский! Опять что-то стряслось? Супруга даже не разрешила мне доиграть пирамиду. Но на этот раз, поверьте, господину Ардашеву проигрыша не миновать!

– Видите ли, уважаемые Виолета Константиновна и Аристарх Илларионович, я хотел бы просить руки вашей дочери. – Ротмистр, будто искусный факир, превратил сверток в охапку роз яркого карминного оттенка.

Графиня приняла цветы и растерянно посмотрела на мужа, затем на офицера и, будто очнувшись, улыбнулась. Первым обрел дар речи отец девушки:

– У нас, дорогой Владимир Карлович, возражений не имеется. Человек вы серьезный и будете нашей девочке надежной опорой. – Высотский горячо тряс руку будущему зятю.