В постели с Елизаветой. Интимная история английского королевского двора - Анна Уайтлок

В письме от 9 октября 1572 г. поэт Эдвард Дайер предупреждал своего друга Хаттона: ходят слухи о его близости с королевой, «ибо, хотя в самом начале, когда ее величество заметила тебя (и проявила благосклонность), она терпела твою грубость, пока не получила что хотела; но сейчас, когда ее желание исполнено и она пресытилась, это скорее повредит, чем поможет тебе». Дайер советовал Хаттону: какими бы тесными ни были его отношения с Елизаветой, ему всегда следует помнить о том, кто она такая. «Подумай, с кем тебе приходится иметь дело и кто мы по сравнению с ней… хотя она, будучи женщиной, обладает многими недостатками своего пола, мы не имеем права забывать о ее положении и состоянии как нашей правительницы».[653]

В мае 1573 г., когда Хаттон серьезно заболел почками, королева навещала его почти каждый день.[654]Через несколько недель, получив двухдневный отпуск по болезни, Хаттон написал ей страстное письмо, в котором выражал свою преданность и огорчение оттого, что вынужден находиться вдали от нее: «Ни смерть, нет, ни ад, ни страх смерти более не вырвут у меня согласия и не заставят меня быть вдали от вас [ни] на один день… Боже, только бы мне оказаться с вами всего на час! Моя голова раскалывается от мыслей. Я пребываю в изумлении. Отнеситесь ко мне терпеливо, моя самая любимая милая госпожа! Страсть охватывает меня. Более не могу писать. Любите меня, ибо я люблю вас… Произнести ли это знакомое слово (прощай)? Да, десять тысяч раз прощай…»[655]

Считается, что из-за влияния, какое оказывал на Елизавету Хаттон, в октябре 1573 г. было совершено покушение на его жизнь. Его совершил фанатик-пуританин по имени Питер Берчет. Он объявил Хаттона «несговорчивым папистом», который «препятствует славе Божией тем, что лжет». Однако Берчет ошибся и вместо Хаттона напал у Темпл-Бара на другого, сэра Джона Хокинса, и тяжело ранил его. Убийцу посадили в Тауэр и впоследствии казнили. Гнев Елизаветы из-за покушения, а также тревога за безопасность Хаттона, конечно, дали пищу слухам.[656]Хаттон все подобные обвинения отрицал. Крестник королевы, сэр Джон Харингтон, позже утверждал, что начальник королевской стражи «добровольно, искренне и с пылкой убежденностью поклялся, что никогда не знал ее в плотском смысле».[657]

* * *

В мае 1573 г. Гилберт Талбот, молодой сын графа Шрусбери, недавно прибывший ко двору, в письме отцу делился своими наблюдениями. Дадли «часто бывает с ее величеством, и она выказывает к нему ту же великую привязанность, что и раньше; последнее время ему удается угождать ей больше, чем до того». Однако молодой Талбот уже заметил, что Дадли пользуется расположением придворных дам, что не нравилось Елизавете. Он продолжал: «Теперь при дворе есть две сестры, которые сильно влюблены в него [Дадли]… они (соревнуясь, кто любит его больше) без конца ссорятся, а королева думает о них дурно, и не лучше думает о нем; поэтому к нему приставлены шпионы».[658]

«Двумя сестрами» были леди Дуглас и леди Фрэнсис, дочери барона Уильяма Говарда Эффингемского, которого Елизавета, вступив на престол, назначила лордом-гофмейстером. Обеих сестер назначили фрейлинами в самом начале ее правления, но Дуглас Говард – возможно, названная в честь своей крестной матери Маргарет Дуглас, графини Леннокс, – вскоре, в октябре 1560 г., покинула двор, так как вышла за Джона Шеффилда, аристократа из Линкольншира. Супруги произвели на свет нескольких детей, из которых выжили двое. Затем, 10 декабря 1568 г., лорд Шеффилд умер, и леди Дуглас вернулась ко двору, где стала камер-фрейлиной.[659]Через несколько лет у леди Дуглас начался тайный роман с Дадли, который продолжался много лет.[660]

Скорее всего, инициатором отношений стал Дадли. Он испытывал большую досаду, видя растущее влияние Хаттона, и сильно ревновал. Однако, когда леди Дуглас заикнулась о свадьбе, Дадли ясно дал понять, что брак не в его интересах. «Тщательно взвесив и обдумав ваше и мое положение», он уверил ее, что не способен «зайти далее, чем это возможно для меня, без того, чтобы не погубить себя».[661]Дадли знал, что Елизавета ни за что не позволит ему жениться, она скорее уничтожит его. Как он однажды признался герцогу Норфолку, больше всего он боялся, что однажды влечение королевы перейдет «в гнев и враждебность по отношению к нему, что заставит ее, чисто по-женски, погубить его». Желание леди Дуглас узаконить отношения вполне объяснимо: 7 августа 1574 г. она родила сына. Не имея другого выхода, Дадли признал отцовство и поместил ребенка под опеку своего кузена Джона Дадли, в Стоук-Ньюингтон. Через много лет, когда их сын Роберт захотел получить долю отцовского наследства, леди Дуглас объявила, что они с Дадли официально обвенчались. Тайная церемония якобы состоялась в 1573 г.[662]Но, поскольку доказать, что венчание имело место, не получилось, дело развалилось.

Холодным январским днем в 1574 г. Мэри Шелтон, двадцатичетырехлетняя троюродная сестра Елизаветы, тайно вышла замуж за Джона Скадамора, наследника одной из ведущих хартфордширских семей, служившего в отряде джентльменов-пенсионеров.[663]18 ноября 1568 г. восемнадцатилетнюю Мэри назначили фрейлиной; 1 января 1571 г. ее повысили и она стала камер-фрейлиной.[664]Мэри была тесно связана с Елизаветой по линии обоих родителей. Ее дед по отцу, сэр Джон Шелтон, в свое время женился на тетке Анны Болейн. Он управлял поместьем Хатфилд, в котором Елизавета жила во младенчестве. Ее дядя, Генри Паркер, позже стал камергером Елизаветы.[665]Королева не забывала о семейных узах, она часто назначала родственников на посты при королевском дворе. После смерти Кэт Эшли и Кэтрин Ноллис Елизавета, несомненно, испытала утешение, приблизив к себе Мэри Шелтон.