Возраст любви - Бертрис Смолл

— О чем ты? — удивилась Леди. — Если мой сын состарится и умрет, я останусь одна. Так будет, если он станет смертным. Если же мне удастся убедить его вспомнить о крови волшебного народа, которая течет в его жилах, ему придется наблюдать, как ты состаришься и умрешь. Я знаю, он любит тебя, и это разобьет его сердце.

— Он смертный, Леди. И, да, он когда-нибудь состарится и умрет. Но его кровь будет жить в сыновьях и сыновьях его сыновей. И ты никогда не будешь одна, — объяснила Майя. — Никогда. Пока живы те, кто верит в тебя, твоя магия не умрет.

— Забывчивость — одно из основных качеств этого неблагодарного мира, Майя Пендрагон. И один из многочисленных способов забыть — это видеть и не верить. Эмрис помнит старые времена. Он родился много столетий назад. Никогда не забудет и всегда будет верить.

— И ради этого ты обречешь его на жизнь без любви? — мягко спросила Майя. — Все твои деяния воскрешают проклятие Элейн из Шалотта, наложенное на сына Ланселота. Ты вовсе не защищаешь его, Леди.

— Ты не понимаешь! — вскричала та.

— Не понимаю! Послушай, Леди, не я выбрала твоего сына. Он выбрал меня. Сначала являлся во сне, пока я не прогнала всех своих поклонников и не стала ждать, когда он придет ко мне. Он пришел и попросил у отца моей руки. Отец сначала не хотел давать свое согласие, ибо чувствовал, что с твоим сыном не все ладно. Но я поклялась, что не захочу никого другого, и мы поженились. Я ношу ребенка в своем чреве, Леди. Так предназначалось судьбой. Мы с Эмрисом тоже были предназначены судьбой друг другу. Отдай его мне! Отдай! — И Майя раздраженно топнула ногой.

Леди долго смотрела на нее, словно не могла решить, как поступить. Слова Майи дали ей доказательство, которое она отказывалась понимать и принимать. Ее сын хочет стать смертным. И любит смертную женщину. Ее чрево набухает его ребенком. И только этим утром Леди Озера увидела серебряную прядь в смоляных волосах сына. Как она ни противилась, Эмрис уже предпочел стать смертным. Волосы тех, кто принадлежал к волшебному народу, никогда не меняли цвет. Эмрис стал смертным даже без ее позволения. Реальность происходящего терзала ее, и Леди с громким воплем скорби исчезла подо льдом.

Майя расплакалась от тоски и отчаяния, но тут на се плечо легла знакомая рука.

— Эмрис? — испуганно прошептала она.

Муж повернул ее лицом к себе.

— Это я, — прошептал он, жадно изучая ее прекрасное лицо.

Майя бурно разрыдалась.

— Это в самом деле ты? — всхлипывала она. — Не какие-то чары твоей матери?

Ее руки лихорадочно шарили по его лицу и плечам.

— Это действительно я, — повторил он, припав к ее губам в жгучем поцелуе. Но, не удовлетворившись этим, стал осыпать поцелуями ее сомкнутые веки, щеки и кончик носа.

— Но как? — задохнулась Майя. — Она была такой неумолимой!

— Сам не знаю, дорогая, но подозреваю, что сила твоей любви была настолько велика, что поборола даже магию. И всемогущие волшебники иногда склоняются перед простыми смертными.

Его большие ладони ласкали ее лицо.

— Ты теперь обычный человек? — допытывалась Майя, шмыгая носом.

— Обычный, — кивнул он. — Когда мать взяла меня к себе, я сразу сказал, что хочу именно этого. По законам фей она была обязана подчиниться моим желаниям, хотя изо всех сил старалась меня переубедить.

— У меня будет ребенок, — выпалила Майя, уже слегка улыбаясь. Он в безопасности! Эмрис вернулся! Он рядом!

Лицо мужа озарилось радостью.

— У нас будет дитя? Майя кивнула.

— А моя мать знает?

— Да, я сказала ей, когда потребовала твоего возвращения!

Эмрис громко рассмеялся.

— Ты требовала? Требовала чего-то от моей матери? Ты храбрая женщина, жена моя! Не думаю, чтобы кто-то, кроме тебя, осмелился на такое! Представляю, как она разгневалась! Но все в прошлом! А теперь пойдем посмотрим, вернула ли мать остальных обитателей. Ты все это время была одна, дорогая?

Он помог ей войти и, замкнув дверь, закрыл ее на засов.

— Нет, со мной была Драйзи. Леди Озера забыла о ней, и я нашла старушку в башне. Помогла спуститься в наши покои и ухаживала за ней. Приносила дрова и еду из кухни. Так мы жили все это время, кроме последних дней, когда твоя мать немного смягчилась и в замке снова стало тепло. Огонь в очагах не гас, хотя никто не подбрасывал в них дров. Дважды в день появлялись подносы с едой. Мне почти нечего было делать, так что мы с Драйзи играли в шахматы и в «Зайца и собак». Мне было с ней хорошо, Эмрис.

— Драйзи была с нами, Майя, — возразил он. — Думаю, эта была моя мать, принявшая ее облик, чтобы посмотреть, какова ты на самом деле, любимая.

— Твоя мать? — ахнула Майя. — Нет-нет! Это была Драйзи! Ты бы слышал, что она мне говорила! Это, конечно, Драйзи!

— А я говорю, что Драйзи была со мной. Очень злилась, что ее лишили уютной комнаты, и горько жаловалась матери на старость и ревматизм. Кроме того, она не играет ни в шахматы, ни в «Зайца и собак», потому что почти ничего не видит. Нет, это была моя мать, и ты, должно быть, понравилась ей, иначе никакие твои слова и доводы не смогли бы нас спасти.

— Тогда я обязана ей большим, чем могу отплатить, — кивнула Майя. — Все же она могла больше доверять тебе в выборе жены.

— После двух неудач? — хмыкнул Эмрис, вводя жену в покои, где не было ни единой души. — Зная мою матушку, не думаю, чтобы она с легким сердцем пошла на такое. Она никогда не питала большого уважения к человечеству, а поведение отца только подтвердило ее мнение.

— Больше всего на свете она боится остаться одна, Эмрис, — вздохнула Майя. — Я объяснила, что с нашими детьми и их потомками она никогда не будет одна, ибо мы научим их почитать ее. Не знаю, правда, поверила ли она.

— В таком случае мы должны доказать, что она ошибается, — решил Лорд Озера.

Зима выпустила из своих когтей Иль-дю-Лак и окружающие земли. Лорд Дракон, его женщины, Бринн и Джуния прибыли первого мая на праздник белтейн[4]. Вспомнив старые обычаи, они плясали под полной луной. Три месяца спустя Майя родила своего первенца, здоровую, крепкую девочку, и через несколько дней вместе с Эмрисом понесла дитя на берег озера и позвала Леди.

Восстав из синих вод, Леди протянула руки, чтобы взять свою внучку. Прекрасное надменное лицо чуть смягчилось, когда ребенок открыл такие же синие, как у нее, глаза. На головке серебрился тонкий пушок.

— Как ее зовут? — спросила она.

— Мы еще не подобрали имени. Мы решили, что отныне только ты будешь дарить имена своим потомкам. Если, конечно, пожелаешь, пусть это будет новым обычаем, — ответила Майя.

— Назовите ее Серена, ибо глаза у нее как звезды, — объявила Леди и, запечатлев поцелуй на лбу девочки, отдала ее родителям.