Боги просят пощады - Татьяна Рябинина

Но Наталья удержала руку. Как просто! Страшно и просто. Убивающий страх... Она вспомнила свою диссертацию, посвященную страху и его воздействию на организм. «Страх смерти значительно усиливается в процессе ее ожидания, но лишь до определенного порога...» Это она словно о Свирине писала! Да и все остальное - только о нем. Словно знала...

Холод пробирал до костей. Короткая кожаная куртка, все достоинство которой было в больших карманах, не грела совершенно. Наталья аккуратно сложила рыжий парик и засунула его в компанию к приемнику. Пригладила слежавшиеся под париком короткие темные волосы, языком поправила во рту вложки, меняющие форму скул.

И еще раз обозвала себя идиоткой. А потом - дебилкой и паршивой кретинкой. Удивительно, сколько все-таки имеется ругательств, связанных с умственной неполноценностью. И все сплошь медицинские термины. Как будто быть некрасивым - это твоя беда, а вот неумным - вина. Вот так ведь и попадаются на вранье. Мужики чаще просто умалчивают что-то, а вот бабы лепят целый небоскреб идиотских подробностей, каждая из которых чревата разоблачением. «Гример в Мариинке»! «Вон тот грязный «мерседес»»! Ну ты подумай только!

Порыв ветра сбил с края крыши пригоршню холодных капель и швырнул ей в лицо. Наталья поежилась, встала со скамейки и, поглядывая на подъезд, медленно пошла по улице. Дождь, словно устал, лишь изредка попадал по луже. Метрах в ста было небольшое кафе - бывшая блинная. Если сесть у окна, то подъезд вполне будет виден. И как это она раньше не догадалась, шпионка фигова? Сидела, мерзла, обращала на себя внимание...

Взяв пирожное и «большой двойной кофе», Наталья огляделась. Свободных столиков не было, но у окна, как раз там, где ей было нужно, нахохлился над банкой пепси обкуренный парнишка лет пятнадцати, до бровей замотанный сине-белым шарфом.

- Разрешите? - спросила Наталья, подходя к столику.

- «Зенит» - чемпион! - враждебно выпалил парень.

- Разумеется.

Не ожидавший согласия фанат озадаченно замолчал. Она присела и, не обращая на него больше никакого внимания, стала смотреть в окно, прихлебывая горячий ароматный кофе. Парень проворчал что-то, одним глотком осушил банку и исчез.

Снова пошел дождь, по стеклу зазмеились струйки воды, скрывая из вида и подъезд, и машину. Крохотный индикатор дальности, приколотый к рукаву, показывал расстояние до «мерседеса». Сейчас он был темно-красным, почти черным - слишком близко. По мере удавления, вплоть до десяти километров, индикатор проходил все цвета радуги и снова чернел.

В наушниках было тихо. Похоже, Свирин отключился. Начало темнеть. Она взяла еще кофе и пила его медленно-медленно, как в юности, когда за одной чашкой можно было просидеть в кафе целый вечер. В принципе, она вполне могла уйти. Свирин в таком состоянии, что вряд ли рискнет высунуть из дома нос, да еще в непогоду. Сделать инфразвук поменьше, чтобы он слонялся в тоске по квартире, умирая от тошноты и головокружения, - и домой.

Но ее беспокоили какие-то слова Олега, сказанные им как раз перед тем, как она включила звук. И тут же появился этот милицейский ангелочек. И вот теперь ей никак не удавалось вспомнить, что же это было такое. Очень важное.

Вместо этого память услужливо подсовывала одну за другой картины полуторагодовой давности.

Вот она выходит из поезда на Московском вокзале. Сумка через плечо, две - огромные - в руках. Во внутреннем кармане тридцать тысяч долларов. Ночь в гостинице. Газета с объявлениями. Ворчливая неопрятная старуха, которая привела ее в эту конуру на Северном с окнами на пустырь, всего за сотню в месяц.

Она быстро нашла Свирина. Даже сама удивилась, как быстро. Его работа, дом, семья, друзья... Вот где пригодилось давно усвоенное, хотя и подзабытое. Успеть везде, узнать все, заметить, запомнить. Азарт и ненависть, заполняющие пустоту. Она изучала его маршруты, привычки, распорядок дня. В какие рестораны ходит, где держит деньги, куда водит любовниц. Облазала каждый сантиметр вокруг дома и работы: все чердаки, помойки, подвалы. Пробраться в квартиру не смогла - слишком сложные замки на дверях, но в каждую вентиляционную шахту опустила «начинку». В машине жили крохотные «клопы» и датчики.

Все дело портила семья. Наталья не хотела рисковать здоровьем ребенка и ограничивалась слабыми импульсами, да и то только ночью. У здорового человека эти волны могли вызвать разве что легкое беспокойство или недомогание. Она рассчитывала таким образом подготовить почву, но совершенно неожиданно оказалось, что Свирин обладает повышенной чувствительностью к инфразвуку. Более того, эффект накапливался, и он испытывал страх даже тогда, когда действие прибора прекращалось. А еще были рассеянные звуковые волны, оптические импульсы, вызывающие галлюцинации. У Николая было множество таких «игрушечек». Он любил с ними возиться, усовершенствовать, придумывать новые. И теперь она пользовалась ими, чувствуя - удивительно! - его помощь и поддержку оттуда, откуда не возвращаются...

Подготовив почву, Наталья начала войну. Казусом белли[4]1 послужила, как водится, глупость, случайность. Она стояла за кусом сирени у Казанского собора и смотрела на сумасшедшую проповедницу, которая, как хороший артист, выбрала своим единственным зрителем почему-то именно Олега Свирина, обращаясь только к нему, следя только за его реакцией.

Наталья знала по опыту, что абсолютно бессовестных людей не существует. Какие бы гнусности ни творил человек, как глубоко ни замуровывал свою совесть в бездонные подвалы, рано или поздно, так или иначе она все равно дает о себе знать - явным ли угрызением, ночным кошмаром или неосознанным, переходящим в болезнь страхом. Та слабость, на которой Олег выстроил свою силу, в конце концов должна была зашататься, как гнилая балка в основании конструкции.

И это случилось.

Узнав, что Олег посещает психиатра, Наталья хотела сразу же устроиться в эту клинику, благо вес в определенных кругах и кое-какие связи позволяли сделать это без труда. Но клиника была слишком уж... простовата. не для супермена, слегка попавшего в беду. И она снова оказалась права: Свирин наведался в невероятно дорогую клинику для избранных, где лечили анонимно. В этом был еще один знак: именно сюда, в розовый особняк на Островах, Свирин привез Наташу. Тогда здесь делали аборты состоятельным дамам, не желающим огласки. За полтора года клиники перешла в другие руки, сменился профиль. Если Олег решится лечиться именно в ней, то история с Наташей, как это ни кощунственно звучит, тоже сыграет ей на руку.

Директор клиники, узнав, что сама Наталья Николаевна изъявила желание поработать у него, пришел в экстаз. Сверкая залысинами в обрамлении благородной седины, то и дело припадая к ручке, он заверил, что это огромная честь и место ждет ее в любой момент, когда ей это будет угодно...

И все-таки что же сказал этот ублюдок?

Еще раз... с пятой цифры.

Сначала сбилась настройка, потом Свирин споткнулся о бутылку, выругался. Потом... Потом она настроила приемник и услышала, что он собирается что-то сделать «со всеми этими суками, одной за другой». Интересно, кого он имел в виду? Жену, любовниц?