Черный гусар. Разведчик из будущего - Александр Смирнов

— Я знала, что ты вернешься, Адольф, — прошептала она.

Игнат Севастьянович провел рукой по ее шелковым черным волосам. Какая-то искра вновь проскочила между ними, и в голове моментально прояснилось. Фон Хаффман улыбнулся. Теперь он прекрасно понимал, почему барон в тот вечер не удержался.

— Но тебе нельзя этого делать. Жандармы тебя все это время разыскивают, — продолжала девушка.

Игнат Севастьянович вдруг понял, что еще немного, и его вольные похождения закончились бы в один момент. Тогда прощай, Россия, Петр Федорович, личная гвардия Его Высочества! Да здравствует топор палача, а что еще хуже, виселица, а все из-за того, что весной он вступился за честь и достоинство стоявшей сейчас перед ним девушки! Оказывается, у барона к Катаринке (как нежно называл ее Адольф) были чувства.

— Я ждала тебя. Чувствовала своим сердцем, что ты вернешься, — проговорила она. Со всей страстью, что кипела сейчас в ее нежной девичьей груди, стала его целовать.

Игнат Севастьянович вдруг понял, что ответная страсть охватывает его. Дремавший до этого внутри него барон вдруг ожил и залепетал:

— Ich liebe dich, meine Seele.

Их уста слились в страстном поцелуе. Неожиданно что-то в голове фон Хаффмана щелкнуло. Игнат Севастьянович отстранил от себя девушку и посмотрел в ее голубые глаза.

— Как же ты обнаружила, что я вернулся? — спросил он.

— Я каждый день приезжала сюда. На берег реки. На наше место.

В голове вновь что-то щелкнуло, и фон Хаффман вдруг сделал шаг назад. Только сейчас он заметил, как в их сторону направляются несколько человек в черных кафтанах, двое из которых были вооружены допотопными фузеями. Еще у одного был старенький мушкет, а у замыкавших процессию троих верзил — алебарды. Возглавлял же эту процессию молодой мужчина в темно-сером кафтане, в белоснежной рубашке. В руках офицер сжимал саблю.

— Вот незадача, — прошептал Игнат Севастьянович.

В то, что девушка могла его предать, он не верил. Скорее за ней был закреплен наблюдатель (а может, и не один), который каждый день, на протяжении нескольких месяцев, в надежде, что ему удастся заловить дезертира, ходил на берег реки. Любопытно было знать, кому господин барон Адольф Иоганн фон Хаффман так неудачно перешел дорогу, раз на него организовали целую охоту. В этот раз охотникам повезло. Пока барон и Катарина лобзались на берегу, тот успел сбегать за помощью.

Сухомлинов вытащил из ножен шпагу. Сделал в воздухе ею восьмерку и со всего размаху рубанул воздух.

— Лучше погибну в бою, чем от руки палача, — проговорил Игнат Севастьянович. Взглянул на Катарину. Улыбнулся: — Уходи. Тебе этого видеть не нужно.

Девушка попятилась к лошади. Накинула капюшон на голову, скрывая таким образом лицо. Барон вздохнул. По крайней мере, он не увидит ее слез. Катарина вскочила в седло, пришпорила и умчалась в сторону замка. Фон Хаффман проводил ее взглядом. Взвесил в руке шпагу. С таким оружием против семерых хорошо вооруженных воинов, у которых, наверное, и приказ: «Живым в случае сопротивления не брать», у него не было никаких шансов. Вот только умирать как трусу, преступнику не хотелось. Адольф решил прихватить с собой на тот свет как минимум двоих из жандармерии, понимая, что на большее рассчитывать, пожалуй, не стоит.

Полицейские остановились. Тут же обе фузеи и мушкет оказались направлены в его сторону. Офицер опустил саблю и сделал шаг вперед.

— Барон, — проговорил он, — предлагаю вам сдать свое оружие. Вы же видите, что сопротивление бессмысленно.

Фон Хаффман расхохотался. Эхо прокатилось над берегом реки.

— Я хочу продать свою душу как можно дороже.

Офицер усмехнулся.

— Неужели вы рассчитываете, что вам удастся уйти от ответа перед судом? Надеетесь, что мои люди будут стрелять на поражение, или предполагаете, что я соглашусь скрестить с вами саблю? Не надейтесь. Нам дано указание только вас ранить. Обездвижить и только после этого доставить вас в Берлин, где вас, барон, и будут судить за участие в дуэли и дезертирство.

Рассчитывал Игнат Севастьянович легко отделаться — не получилось. О таком варианте он забыл. Поэтому, не мешкая, чтобы те не успели среагировать, со шпагой кинулся на офицера. Думал, что хоть этого прихватит в ад.

Офицер приготовился было нанести отпор дезертиру, как вдруг со стороны леса с шумом выскочил всадник, вооруженный шпагой.

— Это что за… — пролепетал он, когда кавалерист ворвался со всей скорости в его отряд, убивая сразу двоих с алебардами.

Кенигсберг, Рига.

Осень 1745 года.

Неожиданность сыграла на руку. Барон одним ударом шпаги вывел офицера из игры, отправив того к праотцам. Фузилеры не успели даже выстрелить, как потом выяснилось, оба ружья не были заряжены. Явно предполагалось, что дезертира возьмут без всякого шума. Вполне возможно, ожидали, что, оценив шансы (как-никак, две фузеи да мушкет), барон одумается и отдаст себя в руки правосудия. Да так в какой-то степени и случилось, если бы не появившийся всадник, которым оказался не кто иной, как верзила Кеплер. Именно ему была уготована миссия — убить фузилеров. Неожиданно, быстро. В результате трое с алебардами уже через минуту уносили ноги в сторону замка. Пока все это происходило, Сухомлинов поднятой саблей офицера атаковал мушкетера. Что тот и успел сделать, так это прикрыть лицо мушкетом. Вот только ему не повезло, и кончик клинка все-таки задел щеку. Ружье тут же полетело на землю. Руки машинально устремились к лицу. Игнат Севастьянович, после того как служивый был обезоружен, больше атаковать не стал. Кинул саблю на землю и поднял мушкет. Затем взглянул на жандарма. Тот уже медленно стал оседать. Затем кинул мушкет соскочившему с коня Иоганну и близко, не опасаясь больше за свою жизнь, подошел к раненому. Нужно было оказать помощь. Жандарм тяжело дышал, был бледен и, казалось, испустит дух только от одной мысли. Фон Хаффман усмехнулся. Наклонился и осмотрел рану.

— Ничего, жить будешь, — проговорил барон.

Удар, что он нанес, был отменный. Рассечена верхняя бровь. Содрана кожа на щеке. Руки жандарма были в крови.

Фон Хаффман огляделся. Увидел тело фузилера. Подошел и стащил с него куртку. Мертвому она все равно не понадобится. Но брать не стал, а кинул под ноги. Оторвал от сероватой рубахи рукав и направился к мушкетеру. Замотал.

— А теперь уходи, — приказал Игнат Севастьянович. Служивый бросил взгляд на Кеплера, и барон понял, что тот без мушкета уходить не собирается. — Оружие останется у нас. Оно тебе больше не понадобится.

Мушкетер встал и пошатнулся. Кеплер тут же протянул ему бутыль с вином. Солдат сделал глоток.

— Уходи! — еще раз приказал барон. — А ну, бегом!

Несколько шагов. Косой взгляд на мушкет. Жандарм явно опасался, что может прозвучать выстрел в спину. Затем, поняв, что все обойдется, прибавил шаг, а затем припустил со всей мочи в сторону замка. Так, что пятки засверкали. Игнат Севастьянович улыбнулся. Бертольд сделает все, чтобы помочь раненому. Вот только теперь поездка в поместье вновь откладывается на неопределенный срок. Проводил взглядом жандарма и взглянул на Кеплера. Тот спешился. Подошел к убитым фузилерам и поднял их ружья.