Воронья стража - Владимир Свержин

– Время позднее, – покачал головой седовласый хозяин свиткохранилища. – Что же ему не спится? В любом случае, сир, вам не следует встречаться с Рейли здесь. – Он подошел к заваленным манускриптами стеллажам и отворил проход, через который не так давно появился пред наши с Олуэн очи. – Поднимайтесь наверх! – скомандовал дядюшка Филадельф. – Там увидите другую лестницу. Она выведет вас во внешний двор неподалеку от Врат Изменников. Мой человек скоро появится, чтобы проводить вас. И запомните: всякий, кто движет предвечное Колесо, пребудет под защитой Самоэля, и всяк, идущий Путем, в час испытания пойдет с Ним рядом! А теперь, сир, ступайте – и хранит вас Творец!

Ждать проводника, обещанного просветленным вращателем Колеса, действительно пришлось не долго, что не могло не радовать. Небосклон уже начал сереть, а стало быть, до рассвета оставалось совсем немного времени. А здоровый сон, как ни крути, в предполагаемых нами авантюрах вещь далеко не лишняя. Порой успех всего дела зависит от ясности мозгов и быстроты реакции.

Приставленные к моей персоне лакеи с глубоким недоумением воззрились на явившегося под утро высокородного гуляку. Впрочем, чего еще было ждать от французского принца! Тем более что полуночный визит прелестной Олуэн также наверняка не остался без внимания. Отмахнувшись от помощи всполошившейся челяди, я прошествовал в опочивальню, намериваясь хоть часа на три смежить веки. Но…

Мое ложе, по приказу Рейли окуренное полынью и пропитанное лавандовым маслом, было занято! Легкое одеяло недвусмысленно обрисовывало соблазнительные округлости женского тела, и все бы ничего, если б не чернокудрая голова прелестницы, красовавшаяся на табурете, придвинутом к постели.

– Милорд! – зашевелила губами голова, без сомнения, принадлежащая казненной некогда королеве. – Вы должны спасти мою дочь!

Главное в спиритизме – это доброе расположение духа.

Е. Блаватская

Я невольно сглотнул комок в горле. Представившаяся моему взору картина явно была рассчитана на людей с крепкими нервами.

– Мадам! – кланяясь, чтобы скрыть невольное смущение, начал я. – Я был бы весьма обязан, когда бы ваше величество вернуло голову на отведенное ей Господом место.

– И не подумаю! – немедленно заявила Анна Болейн, демонстративно поворачивая лежащее под одеялом тело спиной к единственному зрителю. – Если вы немедленно не дадите клятву вырвать мою дочь из лап коварного самозванца, я здесь еще и не такое устрою! Вы еще не знаете, на что я способна в гневе!

– Благодарю покорно! – Мне очень живо представилось, как по спальне, точно стая назойливых мух, носятся части августейшего тела и руки, перебирая тонкими пальцами, с недвусмысленно хищным выражением пятерни, выискивают жертву для немедленного удушения. – Не стоит так волноваться!

– Я и не думаю волноваться! – скривила губы голова опальной повелительницы страстей Генриха VIII. – Надежные духи мне сообщили, что вы весьма ловки по части побегов. Только за прошлый год, по самым скромным подсчетам, у вас или же с вашим участием было совершено семь удачных побегов. Могу перечислить: Лувр, замок Сен-Поль, Париж… – бойко начала она.

– Не надо, – покачал головой я. – Слава богу, с памятью у меня все хорошо.

– Вот и прекрасно! – Губы виновницы религиозной свары Британии сложились в победительную улыбку. – Итак, либо вы спасаете мою Бетси, либо каждую ночь, начиная с нынешней, я буду являться вам, куда бы вы ни направились. Для этого я готова покинуть даже Тауэр. Подумайте, принц! Я допускаю, конечно, что вы столь хладнокровны и, быть может, даже столь невежливы, что позволите себе спать в моем присутствии. Но какая же дама пожелает разделить с вами ложе, когда увидит, что оно все залито кровью и покрыто разлагающимися останками?!

– Мадам, что плохого я вам сделал?! – патетически воскликнул я.

– Это еще не все! – глумливо обнадежила первая маркиза Дорсет. – Я пользуюсь успехом в мире духов. У меня куча поклонников. Вы света белого невзвидите, если посмеете отказать!

Я невольно почувствовал, что в какой-то степени готов оправдать скорого на расправу Генриха VIII. Если и при жизни его возлюбленная королева была столь же напориста и безапелляционна, то ей не надо было слишком усердствовать, чтобы отравить существование любострастного монарха.

– Это шантаж, мадам? – сурово хмурясь, осведомился я.

– Называйте, как хотите! Конечно, вы никогда не были матерью и не можете понять мои материнские чувства! Но, клянусь священными ключами Небесных врат, если вы посмеете обмануть мои надежды, я придумаю что-нибудь такое!!! – Она не нашлась, что сказать для пущего устрашения, однако, желая продемонстрировать серьезность намерений, легко подняла тело вместе с покрывавшим его одеялом к потолку и с адским хохотом закружила надо мной в дикой пляске.

– А нельзя ли все вернуть, как было? – взмолился я. – В конце концов, я еще не дал вам отрицательного ответа.

– Я подслушивала! – возвращая на кровать выкидывающее коленца тело, вдруг заявила Анна Болейн. – Этот мерзкий, отвратительный, наглый, сбрендивший с ума старикашка Филадельф Эгмот тонко оплетал вас своей липкой паутиной! Этот демон коварства и пророк лжи, как никто другой, умеет притворяться другом. Но горе тому, кто простодушно доверится словам хитрейшего из смертных!

Я молчал, не мешая гневным речам ее величества вольно разливаться под сводами моего сурового жилища. Как утверждал лорд Эгмот, основная его вина, навечно отделившая бывшего королевского друга от мира, состояла в том, что именно он присоветовал полному любовного томления Генриху Тюдору, каким образом уложить в постель гордую девицу Анну, не желавшую довольствоваться ролью королевской наложницы. То, что из всего этого вышло, красовалось сейчас передо мной. По всей видимости, у несчастной королевы имелись веские основания с неприязнью относиться к благодушному дядюшке Филадельфу.

– Мадам, должен заметить, подслушивать дурно, – выслушав монолог возмущенного призрака, заявил я. – Это вас не красит.

– Мне можно! – отмахнулась казненная государыня. – Во-первых, я женщина и, стало быть, любопытна от природы. Во-вторых – королева и обязана знать все, что происходит в моих владениях. И в-третьих, дело напрямую касается моей несчастной дочери!

– И все же, сударыня, венценосной особе не подобает…

Я невольно замер с открытым ртом, начисто забыв, какой именно сентенцией намеревался закончить фразу. Словечко “венценосный”, точно верная отмычка в связке домушника, без труда отворила замок, до той поры казавшийся неподвластным для взлома.

– Мадам! – перебивая самого себя, вновь заговорил я. – Вы были рядом, когда мы беседовали с графом Эгмотом?

– Так же близко, как сейчас от вас! – гордо заявила леди Анна.

– Прекрасно! – удовлетворенно прищелкнул я. – И таким же образом вы можете попасть в любое помещение в Тауэре?

– Конечно же! – пожало плечами лишенное головы тело.