Крысятник - Евгений Сухов

Тарантул нахмурился, не очень-то приятно, когда напоминают о диссидентской юности. Это очень похоже на тот случай, когда строгая хозяйка тычет беспомощного котенка в загаженный угол. Сам-то ты считаешь себя честным вором, а люди смотрят на тебя совсем иначе.

Варяг поставил недопитый чифир на стол и продолжил:

— Значит, так, через мусора этого вполне можно выйти на Серого. Ты помолчи немного, я черкну несколько строчек.

— У Скока при себе мобильный, можно позвонить.

— Не надо, — отмахнулся Варяг. — У стен есть уши, тем более у тюремных.

Варяг достал из кармана ручку, блокнот и, задумавшись на пару секунд, что-то бегло набросал на бумаге. Потом прочитал написанное и добавил еще пару слов. После чего аккуратно сложил письмо в треугольник, напоминающий фронтовое послание, и, достав из буфета моток ниток, прошил его по краю.

— Вот, — протянул он маляву Тарантулу, — сейчас отложишь все свои дела и немедленно переправишь письмо на кичу. Оно должно побыстрее попасть к Смоле и Скоку.

Тарантул почтительно взял ксиву.

— Может, что на словах передать? — спросил он, пряча бумагу во внутренний карман.

— Ничего не надо… Все, что нужно, я написал здесь.

— Ну, так я пошел? — спросил Тарантул, понимая, что разговор уже закончен.

— Тебя проводят. Как только письмо попадет по назначению, позвонишь мне.

— Понял, — ответил Тарантул, поднимаясь.

Соседняя дверь тотчас открылась, и широкая тень охранника упала на Тарантула. Он невольно вздрогнул: уж не решил ли пахан от него избавиться за то, что так долго разматывал клубок? Варяг сдержанно улыбнулся, как будто угадал его мысли. Он вообще очень умный человек.

До сих пор за его безопасность отвечал Тарантул. Но в этот раз вор пренебрег его услугами, и Тарантул мучился вопросом, чем же вызвано такое недоверие. Однако по лицу Варяга, совершенно беспристрастному, невозможно было угадать его мыслей.

Так называемая «индия» была рассчитана на четырех человек, но кантовались в ней всего лишь два вора. Еще две верхние шконки оставались свободными, и их занимали по необходимости. Последний раз это произошло месяц назад, когда в Матросскую Тишину доставили Вороного. В Москве он оказался транзитом. Как говорили, всего лишь на пару недель, и путь его лежал из благодатной Испании в Новосибирск, где он когда-то пребывал в должности смотрящего и оставил после себя немало хвостов, в том числе и мокрых. Он много балагурил, шутил, как будто вместо пожизненного заключения его ожидали пятнадцать суток. Стойко держался, по-мужски.

В Испании Вороной проживал под чужим паспортом, скрывая не только имя, но даже национальность с гражданством. Возможно, он всю жизнь так и прожил бы на берегу Атлантического океана, сделался бы благочестивым католиком и был бы погребен многими домочадцами с почетом, если бы однажды не проговорился о своем воровском прошлом милой привлекательной даме из заведения под красным фонарем. Женщина не нашла ничего лучше, как немедленно поделиться неожиданной новостью с ближайшими подругами. И скоро его инкогнито было расколото, как гнилой орех, а в публичном доме к нему стали обращаться отныне не иначе, как «руссо мафиозо».

Позже Вороной не однажды ругал себя за легкомыслие, но новость крылатым голубем перемахнула через множество границ и залетела в здание на Шаболовке, где размещался отдел по борьбе с организованной преступностью. И возвратилась лихим приветом в виде трех испанских полисменов, которые с дружескими улыбками защелкнули на запястьях Вороного браслеты и с ликованием передали Вороного безрадостным мужчинам из России. А еще через несколько часов белокрылый лайнер доставил его в Шереметьево, откуда он торжественно, под завывания милицейских сирен был препровожден в следственный изолятор.

Рассказывая свои похождения, он так заразительно смеялся, как будто на свете не существовало более приятного путешествия.

Веселый был парень. Где он сейчас? Наверняка готовится к не менее увлекательной дороге куда-нибудь на остров Огненный.

Другим посетителем «индии» был профессор Московского университета, специалист по древнегреческой истории, угодивший в чалку за то, что в порыве ревности пристрелил свою молодую женушку, когда застал ее со своим талантливым аспирантом в постели. Как говорится, чего только на свете не бывает.

Но рассказчик профессор был блестящий. Воры с восторгом слушали о подвигах Геракла, о которых можно было прочесть разве что в труднодоступных академических изданиях. Как говорится, даже богам ничто человеческое не чуждо.

Временами законные выдергивали из камер в «индию» интересных людей, в силу рока оказавшихся за толстыми стенами, и тех, кто хоть как-то сумел бы скрасить их унылое тюремное существование.

В этот раз в «индию» пришло восемь маляв. Три наиболее важные доставил «дубак», за что получил обещанное вознаграждение, другие, подгоняемые «конями», прибыли в хату по «дороге».

В первых трех не было ничего удивительного: первоходки просили крещения, и Смола, напрягая воображение, щедро награждал их погонялами. Три других послания касались внутренних разборок, и Смола со Скоком без особого труда распутывали клубок противоречий. Седьмая ксива оказалась посложнее — в хате на втором этаже сошлись бывшие подельники, которые обвиняли друг друга в оговоре перед следствием, и у «индии», как высшего суда, просили справедливости.

Потолковав между собой, Смола со Скоком отложили маляву в сторонку, решив сделать запрос о подельниках, а уж там и решить их дальнейшую судьбу. Но последнее письмо несказанно удивило обоих. Оно касалось мента, майора Чертанова, о котором каждый из воров был наслышан. Странным было не то, что майор милиции оказался за решеткой, таких случаев предостаточно. Да что там говорить, бог он все видит — существует целая колония, где отсиживают бывшие легавые. Воров насторожило, что Чертанова решили подселить к уголовникам. Самое меньшее, на что он мог рассчитывать в этом случае, так это увеличение естественного дупла до размера наиболее крупной из засунутых туда шишек.

Кому-то этот майор очень сильно досадил. По существу дело было решенное, мента Чертанова следовало отправить в петушатник, к этому же склонялись и сидельцы камеры. Но, как бы играя в демократию, и чтобы все было по понятиям, они отписали на тюремный суд. Никто не сомневался в том, что ответ будет положительным, и каждый из зэков ожидал великолепного развлечения. Все-таки не каждый день приходится опускать майора милиции, да еще из убойного отдела.

Кто не позарился на мусорской зад, так это смотрящий хаты, молодой, но опытный блатной по кличке Мартын. В этом парне чувствовалась мудрость, и если он не допустит какого-нибудь «косяка», то непременно поднимется до уровня положенца, а то и корону нацепит.

Смола со Скоком задумались всерьез, в который раз вчитываясь в содержание малявы. Их решение воспринималось как рок, а потому не имело обратной силы.