Елизавета Петровна - Николай Павленко

Что в этих заявлениях надобно признать бесспорным, не подлежащим сомнению? Прежде всего факт, что Шувалов не только не докучал своей возлюбленной просьбами о пожаловании «крестьянишек» и «деревнишек», но и отказался от хлопот, предложенных услужливым М. И. Воронцовым. Не страдая ненасытным честолюбием, он, в отличие от Меншикова и двоюродного брата Петра Ивановича, не стремился к высоким должностям, не занимал ни одного правительственного поста, не стал ни светлейшим князем, ни графом, ни даже бароном, а остался до конца дней своих Иваном Ивановичем Шуваловым, хотя любое из этих званий мог получить без всякого труда. В то время как Иван Иванович решительно отказывался от почестей и довольствовался чином обер-камергера, генерал-лейтенанта, должностью куратора Московского университета, президента Академии художеств, Петр Иванович был обременен множеством высших чинов и должностей: имел звание фельдмаршала, хотя не участвовал ни в одном сражении, носил графское достоинство и придворный чин действительного камергера, занимал должность сенатора, генерал-фельдцейхмейстера, конференц-министра и лейб-кампании поручика.

Елизавета Петровна любила одаривать фаворитов дворцами. В 1757 году она пожаловала «собственный каменный дом, что у Аничкова моста, со всеми строениями и что в нем наличностей имеется» графу А. Г. Разумовскому. Еще раньше, в 1754 году, она пожаловала дворец на Невском проспекте И. И. Шувалову. Об этом дворце сохранилось два несхожих суждения современников. Секретарь французского посольства Фавье назвал сооружение «красивым дворцом». Екатерина II, напротив, не обнаружила в нем ничего привлекательного. «Хозяин, — писала она, — украсил этот дом, насколько было у него вкуса, тем не менее дом был без вкуса и довольно плох, хотя чрезвычайно роскошно убран. В нем было много картин, но большей частью копий; одну комнату облекли чинаровым деревом, но так как чинара неказиста, то поверх нее навели глазурь, отчего комната сделалась желтой; чтобы поправить дело и уничтожить желтый цвет, ее покрыли очень тяжелою и богатою резьбой, которую посеребрили. Снаружи этот дом, хотя очень огромный, напоминал своими украшениями манжеты из алансонских кружев, так много на нем было богатых украшений».

Дворец на Невском проспекте относится к единственному официально зарегистрированному пожалованию императрицы Шувалову, новоселье в котором он отпраздновал пышным маскарадом 24 октября. Все это подтверждает репутацию Ивана Ивановича как бессребреника, не использовавшего положение фаворита в корыстных целях, роскошь императрицы и ее двора, мотовство вельмож нисколько его не коснулись, и он довольствовался скромными благами, предоставленными ему, когда он был пажом.

Подобный ход мыслей противоречит свидетельству Фавье о том, что Шувалов «имеет только один красивый дворец, в котором, впрочем, он не живет, так как имеет помещение при дворе, но обстановка у него роскошна, и, как говорят, он имеет наличными деньгами более миллиона рублей серебром. Для себя лично он ищет удовольствий и развлечений, насколько, впрочем, это ему дозволяет его положение: он имел несколько любовниц».

Наличие у Ивана Ивановича свыше миллиона рублей документально подтвердить невозможно, но нет сомнения, что деньжата, и довольно значительные, у него водились: после смерти императрицы он приобрел две тысячи крепостных, а в 1763 году отправился в путешествие, где провел не три месяца или три года, а пятнадцать лет, причем в Италии и Франции он покупал произведения искусства, подаренные затем Екатерине II.

Бескорыстие у всякого здравомыслящего человека не должно затмевать мысли о будущем. На глазах Ивана Ивановича медленно угасала жизнь возлюбленной и нависала угроза возвратиться к укладу быта мелкопоместного дворянина. Утопавшего в роскоши модника вряд ли радовала подобная перспектива, и он, поразмыслив о своем будущем, предпринял попытку сблизиться с малым двором, то есть с великим князем Петром Федоровичем, наследником престола, будущим императором Петром III, и его супругой Екатериной Алексеевной. Попытка не увенчалась успехом — сближению препятствовала прежде всего супруга наследника. По словам Фавье, «Ив. Ив. старался приобрести у великой княгини то же доверие и быть при ней в таком же положении, как и при императрице. Эта попытка, однако, ему не удалась, и великая княгиня сохранила глубокое чувство ненависти к нему, приписывая изгнание графа Понятовского (фаворита Екатерины Алексеевны. — Н. П.) отчасти зависти камергера».

Неизвестный художник Выезд императрицы Елизаветы Петровны из Аничкова дворца. Сер. XVIII в.

Музей Усадьбы Кусково

Подлинная причина обострениия отношений между малым двором и И. И. Шуваловым состояла в причастности последнего к проекту передачи короны не племяннику, а его сыну Павлу. Проект возник в связи с неуравновешенным характером Петра Федоровича, недоброжелательным к нему отношением императрицы, его преклонением перед прусским королем и неустойчивым здоровьем Елизаветы. Проект поддерживали графы Р. И. Воронцов, И. Г. Чернышев и гетман Разумовский. Шувалов должен был передать проект на подписание, но не решился, не добившись согласия А. П. Бестужева, — канцлер был решительным сторонником Екатерины и не разделял мнения о необходимости ее высылки из России.

Передача короны Павлу перекрывала путь к трону для Екатерины, и поэтому она не могла питать нежных чувств к Ивану Ивановичу, лишь благодаря нерешительности которого едва не был нанесен смертельный удар ее мечте: свергать с трона собственного супруга-императора, будучи императрицей, было значительно легче, чем великой княгине — собственного сына.

После смерти Елизаветы Петровны Петр III назначил Шувалова на должность командира кадетского корпуса, которую сам занимал, будучи великим князем. Можно представить, сколь странным было это назначение — Иван Иванович, сугубо светский человек, ни дня не служивший в армии, понятия не имевший о воинских порядках, стал начальником учебного заведения, готовившего офицерские кадры. Шувалов, хотя и был удручен этим назначением, не посмел противиться воле императора. Вольтеру он в марте 1762 года жаловался: «Мне потребовалось собрать все силы моей измученной души, чтобы исполнять обязанности по должности, превышающей мое честолюбие и мои силы». Удивлялся этому назначению и приятель Ивана Ивановича граф Иван Григорьевич Чернышев. Прослышав о нем, он писал Шувалову: «Простите, любезный друг, я все смеюсь, лишь только представлю себе вас в щиблетах, как ходите командовать всем корпусом и громче всех кричите: „На караул“».

Сказанное, однако, не колеблет нашего суждения об отсутствии у Ивана Ивановича алчности, свойственной прочим фаворитам, в том числе и его предшественнику А. Г. Разумовскому. Цель вышеизложенного состоит в другом — отказаться от суждения о Шувалове как об аскете, которому были совершенно чужды пороки своего века.

И тем не менее И. И. Шувалов был наделен множеством добродетелей, намного перекрывавших его недостатки, — среди фаворитов он выглядел белой вороной. Даже Екатерина II, его недолюбливавшая, наблюдая Шувалова, когда ему исполнилось 18 лет, отмечала: «Он был очень недурен собой, очень услужлив, очень важен, очень внимателен и, кажется, от природы очень кроткого нрава». Императрица даже приписала себе заслугу в карьере Шувалова: «В своем счастии, которое наступило очень быстро, он долго был благодарен мне за то, что я первая его отличила». Екатерина преувеличивала свою роль, считая себя его «первым двигателем».