Приключения капитана Коркорана - Альфред Ассолан

— Ну, как бы ты поступил на моем месте?

— Если бы я был на твоем месте, — возразил друг капитана, — я бы отказался от счастья управлять народом и поместил бы пятьдесят миллионов рупий, доставшихся тебе в наследство от тестя Голькара, во французские банки, сохранив у себя, в виде карманных денег, около шести сот тысяч рупий, и вслед за тем я попросил бы моего друга и двоюродного брата Кватерквема уступить мне половину острова и три места в его воздушном шаре, одно для госпожи Ситы, другое для тебя и третье для маленького Рамы. Я бы распрощался с моими верными и преданными подданными, обратившись к ним с благородной и трогательной речью, и перед отъездом провозгласил бы у них республику, оставив англичанам, таким образом, кошку с острыми когтями, с которой весьма нелегко управиться.

— Да! Все бы я это сделал, будь я Кватерквем, — ответил, покачав головою, Коркоран. — Но так как я Коркоран…

— Знаю! — прервал его друг. — Так как ты бретонец и притом Коркоран, ты упрям и хочешь сильно напакостить англичанам… Но для чего в таком случае спрашивать моего совета?

— Читал ли ты когда-либо историю Александра Македонского?

— Завоевателя, о котором говорили и говорят все историки и которым восторгаются все сумасбродные люди, которому всеми силами подражают все грабители на больших дорогах и блистающему как яркий маяк среди мрака древних времен?

— Хорошо! А знаешь ли ты историю Чингисхана и Тамерлана?

— Два молодца, отрубивших больше голов, чем какой-либо епископ мог благословить в течение трех лет? Но зато они приобрели бессмертную славу.

— Отлично! Итак, я, Коркоран, родившийся в Мало, француз по национальности, моряк по профессии, очутившийся случайно на Малабарском берегу и сделавшийся неведомым образом государем, повелителем двенадцатимиллионного народа, хочу подражать и даже превзойти Александра, Чингисхана и Тамерлана и хочу, чтобы о моей сабле говорилось настолько же много, как об их мечах. Я хочу возвратить свободу ста миллионам индусов, и если это мне будет стоить жизни, это ничего не значит: я буду счастлив умереть славной смертью, но не умереть так, как большинство людей: от голода, жажды, лихорадки, холеры, подагры и разных других болезней. Но прежде всего, что мне сделать с господином Георгом Вильямом Дублефас, эсквайром, следящим за мной по поручению и за счет английского правительства и стремящимся меня убить при посредстве достойного своего друга господина Бабера и не менее достойных его сообщников?

— Прежде всего, надо дать им очную ставку, и тогда если все подтвердится, то, конечно, виселица совершенно уместна.

— Ты прав! — сказал Коркоран и ударил в гонг. — Яли, — сказал он вошедшему служителю, — скажи Сугриве, чтобы привели сюда арестованных.

Вскоре появились Дублефас и Бабер с руками, связанными за спиною, и в сопровождении двенадцати солдат. Дублефас старался казаться невозмутимым и спокойным, а Бабер, по-видимому, более смиренный, мало надеялся на сохранение своей жизни.

— Господин Дублефас, знаете ли вы, какая ожидает вас участь? — сказал Коркоран.

— Я знаю только одно, — отвечал англичанин, — что я в ваших руках!

— Знаком вам этот почерк? — продолжал магараджа.

— Не буду отрицать, письмо это писано мною.

— Полагаю, вам известно, какому наказанию подвергаются предатели, шпионы и убийцы?

Англичанин стоял невозмутимо и ничего на это не ответил. Коркоран продолжал:

— В силу этого письма я имею полное право посадить вас на кол и бросить труп ваш собакам, однако я готов вас помиловать, но понятное дело на известном условии…

— Надеюсь, — отвечал, выпрямляясь, Дублефас, — что это условие не будет недостойно английского джентльмена?

— Не знаю, — отвечал Коркоран, — что может быть достойно или недостойно джентльмена такого сорта, как вы, но, во всяком случае, вот мои условия: вы мне отдадите подлинные инструкции лорда Генри Браддока, а если оригинал их уже не существует, то дадите мне копию, засвидетельствованную вашей подписью.

— То есть вы мне предлагаете сохранение жизни под тем условием, чтобы я обесчестил правительство, на службе которого я состою?

— Это ваше дело! Сугрива, прикажи приготовить виселицу!

Сугрива быстро вышел.

— А теперь, — продолжал Коркоран, — поговорим с вами, милейший господин Бабер. Ты видишь, что дело касается серьезных вещей, а потому будь совершенно чистосердечен, если желаешь, чтобы я тебя помиловал.

— Государь! — отвечал Бабер, опустившись на колени и кланяясь до земли. — Искренность моя главная добродетель.

— Да, это дает блестящее понятие о твоих второстепенных добродетелях. Но прежде всего надо, чтобы ты знал, что этот англичанин, твой единомышленник, замышлял против тебя, если бы тебе удалось меня убить…

Коркоран громко прочел то место письма, в котором Дублефас заявляет лорду о том, что как только будет убит Коркоран, он казнит смертью Бабера.

Услышав это, индус задыхался от ярости и глазами пожирал англичанина.

— Теперь ты видишь, с кем имел дело и насколько обязан благодарностью такого сорта джентльмену. Говори же чистосердечно.

— Государь! — воскликнул Бабер. — Воплощение света Предвечного, образ сияющего Индры, этот человек соблазнил меня. По его совету я собрал тридцать человек из моих прежних товарищей по несчастью, которые подобно мне вынуждены были бежать, скрываясь в лесах и пустынях. Мы должны были двенадцатью днями позже сегодняшнего дня проникнуть во дворец. Целый корпус армии, под предводительством генерал-майора Барклая, стоит в пятнадцати милях от вашей границы под предлогом производства маневров и должен был войти в Бхагавапур тотчас же после вашей смерти. Вместе с тем несколько земиндаров, связанных тайным договором с англичанами, должны были быть готовыми немедленно после смерти вашей овладеть царицей Ситой, вашим сыном и всеми вашими сокровищами. Теперь вы все знаете, а я прошу у вас только одной милости, великий магараджа, прежде чем быть повешенным, увидеть, как повесят этого двойного предателя, как по отношению к вам, так и относительно меня.

— Так ты его очень ненавидишь?

— Прикажите развязать мне руки, — воскликнул Бабер, — и дозвольте мне задушить его собственными руками.

— Это мысль хорошая! — сказал Кватерквем.

— И даже очень хорошая, — отвечал, смеясь, Коркоран, — притом она наводит меня на другую мысль. Господин Дублефас, умеете ли вы владеть саблей?

— Да, умею, — с горькой усмешкой отвечал англичанин, — и если бы я был на свободе и вооружен…

— Да, да! Понимаю вас. Вы, очевидно, один из тех, с которыми опасно встретиться в лесу. Итак, завтра мы посмотрим на ваше и на Бабера искусство. Но дело в том, что условия не совсем одинаковы, так как вы мне кажетесь значительно превосходящим искусством и силою этого жалкого индуса. Но я позабочусь о том, чтобы сравнить шансы. Бой не будет продолжаться более часа. Как только один из вас будет убит, я помилую оставшегося в живых. Если никто из вас двух не будет убит, оба вы будете посажены на кол. А теперь, добрые друзья мои, идите спать, если можете уснуть. Сугрива, ты мне головою отвечаешь за этих двух негодяев.