Зимняя битва - Жан-Клод Мурлева

Все уселись за стол, тоже новый, и Роберта принесла пива. Фабер расточал улыбки, радуясь гостям. Долгий процесс возвращения к жизни завершился, и любо было видеть главного человека-лошадь снова здоровым.

– Ну как, Фабер, – спросил Ян, – удалось тебе собрать своих людей?

– Да вроде удалось, господин Ян. Они стянулись в несколько мест по стране и готовы драться. Вот и тут в деревне сошлось порядочно. Сколько точно, не скажу, но порядочно. Утром увидите.

Тут шеф-повар Ландо привлек общее внимание к немаловажной проблеме: как доставить все это войско в столицу в нужный момент? Водить машину никто из них не умел.

– Пешком, чего же лучше, – сказал Фабер. – Ноги не подведут – никаких тебе аварий. Всего и надо-то три дня.

– Три дня – это слишком долго, – проворчал Ян.

– Нет, Фабер прав, – вмешался в спор Бартоломео. – Разрозненные пешие группы труднее перехватить, чем автобусы или автоколонны. Они будут на всех проселках, на всех дорогах, будут двигаться с севера, с юга, отовсюду. И по пути к ним будут присоединяться местные жители, я уверен. Это будет как людской потоп, со всех сторон подступающий к столице. Фаланга не сможет всюду поспеть. Она попросту захлебнется.

Он продолжал расписывать в красках неодолимое наступление людей-лошадей, увлекающее с собой всех борцов за свободу. Его черные глаза жарко горели. Милена смотрела на своего возлюбленного чуть ли не с благоговением. В свои семнадцать лет он осмеливался оспаривать доводы старших, а те слушали его как равного!

– Завтра я с ними поговорю, – заявил он, не дожидаясь согласия остальных. – Я им все объясню, меня они выслушают.

– Да, – подтвердил Фабер. – Они по-любому ждут, что ты с ними поговоришь, Казаль.

Слово взял Ян, и скоро Милена заметила, что совершенно не понимает, что он говорит. Слова оглушительно отдавались у нее в голове, а смысла в них никакого не было. У нее потемнело в глазах, и в сознание она пришла лишь в могучих объятиях Роберты, которая укладывала ее на лавку, сталкивая мужчин.

– Да она ж белая вся, бедная девочка! Она хоть ела у вас чего-нибудь нынче?

Тут все сообразили, что Милена и впрямь с утра ничего не ела, как, впрочем, и Дора. Полный рабочий день, концерт, потребовавший столько душевных сил, дорога, холод и стакан пива на пустой желудок – для нее это оказалось слишком.

– Ну, мужики, ну, бессовестные! – ругалась женщина-лошадь, отрезая добрый кусок пирога, – революцию они, вишь, делают, а у себя под носом ничего не видят, девочку до обморока довели! Да еще дочку мадемуазель Бах! Прямо зла не хватает!

Стало ясно, что пора расходиться. Гостей разместили на ночлег по соседним домам. Милена и Дора, наконец накормленные, получили в свое распоряжение необъятное супружеское ложе Фаберов, которые пошли ночевать к родственникам. Бартоломео и Ландо пригласил к себе один из людей-лошадей, сопровождавших их в пути. Великан Жослен наотрез отказался расставаться с Яном и настоял, чтобы тот ночевал у него:

– Защищать так защищать, господин Ян, стало быть, и днем и ночью.

Едва пробудившись, Дора и Милена услышали, как заскрипели ступени лестницы. Сонные и встрепанные, они высунулись из-под перины и увидели входящую Роберту с подносом в каждой руке.

– Я слыхала, артистки привыкши завтракать в постели, так что вот, покушайте… Кофий, гренки, масло и варенье. Или, может, барышни хотели бы чего другого?

– Барышни лучшего и представить не могут! – смеясь, заверила Дора. – Прямо как в раю!

– Да ладно вам насмешничать, вы, поди, бывали в самых шикарных отелях…

– Я вовсе не насмешничаю, Роберта. Ни в одном шикарном отеле так душевно не угощают. Вы такая милая.

– Митци вас не очень беспокоила?

– Нисколько, – сказала Милена, – мирно спала себе на своем месте. Вот, смотрите.

Толстая кошка лениво повела ухом, приветствуя хозяйку. Она так и лежала, свернувшись, на стуле, как большая рыжая подушка.

Роберта поставила подносы на кровать и открыла ставни. Комнату залил белый утренний свет, а с ним пронизывающий холод.

– Нынче с утра туман и иней, – сказала женщина-лошадь. – Вы потеплее одевайтесь на улицу-то. Ну, пойду, кушайте спокойно.

В самом деле, на деревенской площади стоял такой туман, что в пяти метрах ничего не было видно. Обе женщина присоединились к группе человек из двадцати, включая Фабера, возвышавшегося над остальными почти на голову, Бартоломео, уткнувшего нос в свой черный шарф, окоченевшего шеф-повара Ландо и Яна, за которым неотступно следовал верный Жослен.

– Что здесь такое, Барт? – спросила Милена.

– Фабер хочет представить меня своим людям, чтоб я их приветствовал и поговорил с ними. Они собрались за деревней.

Они двинулись в путь сквозь туман, и скоро последние дома остались позади. Бартоломео гадал, что же их ожидает. Фабер говорил, что люди-лошади собрались здесь в большом количестве, но что это означало? Сто? Может быть, двести? Он шагал рядом с Яном, не ведая, что вот-вот ему предстоит испытать величайшее потрясение за всю свою недолгую жизнь. Сперва он разглядел в тумане лишь первые десять рядов неподвижно стоящих людей-лошадей. Пар от их дыхания заволакивал монументальные лица. Все были тепло одеты, все в сапогах. У большинства за спиной или через плечо висели мешки, из которых кое у кого торчали дубинки. Другие держали свои дубинки в руках. Бартоломео поразило ощущение могучей силы, исходившее от этих темных безмолвных громадин.

– Сколько их? – шепотом спросил он Фабера. – Мне всех не видно.

– Я же говорю, много. Они ждут, что ты с ними поговоришь. Залазь вот сюда и давай…

– Но они же не услышат. У меня голоса не хватит…

– А чего тебе надрываться? Ты говори, чтоб слышали, которые впереди. Они перескажут задним, и те то же самое. Каждое твое слово передадут точь-в-точь, до самого последнего ряда. Ты только всякий раз останавливайся и жди, пока передадут. Мы всегда так делаем. Чего орать-то?

Бартоломео обеспокоенно оглянулся на Яна, но тот лишь пожал плечами. Ян ничем не мог ему помочь, равно как и Ландо, и Милена, пытающаяся ободрить его кивками и улыбками. Он выступил вперед, не слишком-то уверенный в себе, и влез на перевернутый ящик. Что говорить? Нет бы сообразить приготовить речь загодя! А теперь уж поздно.

– Здравствуйте, друзья, – начал он. – Меня зовут Бартоломео Казаль…

Он хотел было продолжить, но Фабер знаком остановил его. Надо было подождать, пока произнесенная фраза будет передана. Люди-лошади в первом ряду обернулись и шепотом повторили второму:

– Здравствуйте, друзья. Меня зовут Бартоломео Казаль…

А второй – третьему:

– Здравствуйте, друзья. Меня зовут Бартоломео Казаль… – и так далее.

Скоро послание затерялось в тумане, но, видимо, все еще двигалось по рядам из уст в уста. Это затянулось надолго. Время от времени Бартоломео взглядом спрашивал у Фабера: «Можно продолжать?» «Нет, – мотал головой Фабер, – пока нельзя». Сколько-то долгих безмолвных минут спустя где-то далеко гулко протрубил рог. Фабер кивнул: послание завершило свой путь.