Сад Иеронима Босха - Тим Скоренко

У Джереми нет матери, которая могла бы сказать ему «нельзя». Спирокки уже потерял своё влияние. А Уна Ралти никогда не скажет ни слова против Джереми Л. Смита.

Правда, есть ещё Терренс ОЛири. Но у него другая роль.

Поэтому Джереми Л. Смит в любой момент может сделать что-то необратимое. Что-то, разрушающее миропорядок. Что-то совершенно непредсказуемое. Спирокки боится, что это произойдёт здесь, в России. Потому что здесь он бессилен. Здесь он не может ничего изменить. Не может ничего сделать. Здесь его слово не весит ни грамма.

Спирокки достаёт из кармашка пузырёк и пьёт сердечные капли. Он боится, что его старое сердце не выдержит напряжения. Но ещё больше он боится попросить Джереми Л. Смита исцелить и омолодить его. Страх — вот что сдерживает кардинала. И этот же страх толкает его вперёд, заставляет двигаться, не позволяет остановиться или оступиться.

У прогресса есть несколько двигателей. Лень — это не двигатель, это чушь. Присказка для самых маленьких. Для тех, кто не хочет идти на горшок и делает всё прямо в кроватке. Прогресс двигается ненавистью. Страхом. Ужасом. Кровью. Голодом. Нехваткой топлива. Катастрофами. Землетрясениями и наводнениями. Дырами в озоновом слое.

Джереми Л. Смит со своей любовью разрушает общество, построенное на страхе.

* * *

Автомобиль Джереми Л. Смита останавливается у храма Христа Спасителя. Это титаническое сооружение. Оно давит своими монументальными стенами, своими потолками в тридцати метрах над головой. Оно давит тяжеловесными иконами, росписями, мраморными плитами с перечислением погибших в ходе наполеоновских войн. Это самый тяжёлый храм в мире. Если вы хотите полёта — вам не сюда. Вам в Барселону к Саграде Фамилии, в Париж к Нотр-Даму. Если вы хотите почувствовать тяжесть креста, вы пришли по адресу. Этот храм обрушивается вам на плечи.

Джереми поднимается по ступеням и запрокидывает голову. Светит солнце. Золотые луковицы сияют.

В храме Христа Спасителя нет торговцев. Они снаружи.

Неожиданно Джереми оборачивается.

«Зачем мне туда идти, а?»

Это пункт экскурсионной программы. Так запланировано организаторами визита. Это прописано в сценарии. Мировой религиозный лидер должен посетить главный православный храм России.

Но Джереми Л. Смиту неинтересны храмы. Ему безразлично, где исцелять и благословлять. Можно и в наркопритоне. Или в стриптиз-клубе. Или в интернет-кафе. Когда он неожиданно зашёл в собор Василия Блаженного, это был не тот Джереми Л. Смит, о котором я вам рассказываю. Это был какой-то другой Джереми. Тот, которого боится кардинал Спирокки. Но тот, о котором идёт речь сейчас, плевать хотел на храмы и иконы. Его интересуют девочки. Пока его Уна далеко, в Риме, он думает о русских девочках. О ретро-фильмах Рокко Сиффреди. «Russian Teen Obsession». Но он знает, что об этом нельзя говорить вслух. Поэтому просто отметает то, что совершенно его не интересует.

«Это главный храм Руси», — говорит Спирокки.

«И чёрт с ним», — тихо отвечает Джереми, разворачивается и возвращается к машине. Мощи Андрея Первозванного не дождались визита Мессии.

Толпа снова бурлит. Эпатаж на каждом шагу — Мессия не имеет права так себя вести. Они держат в головах какой-то кодекс поведения Мессии. Он должен делать то-то и то-то. А это — не должен. Мессия должен быть скромен и мудр. Должен вести себя согласно ожиданиям толпы. Это касается не только Джереми Л. Смита, но и любого публичного человека.

А вот и нет, я уверяю вас. Мессия никому и ничего не должен. Запомните. Он может позволить себе всё что угодно, и единственный фактор, который его сдерживает, — это его собственный разум. Собственная совесть.

Когда Джереми Л. Смит направляется к машине, настоятель храма Христа Спасителя отец Алексей морщит лоб и делает шаг вперёд. А потом тоже разворачивается и уходит в глубь своих белокаменных владений.

«Майбах» едет по Москве, просто катится по улицам, и всё. Джереми Л. Смит смотрит на окружающий его город. Он не задаёт вопросов. Молчит Спирокки, молчит О'Лири, молчит русский гид.

«Отпустите машины сопровождения, давайте».

«Но…» — пытается возразить кардинал.

«Отпустите».

Спирокки нажимает кнопку интеркома и просит оставить «Майбах» без охраны. Сначала его приказа не слушаются, не верят. Но затем «Мерседесы» секьюрити исчезают. Помимо Джереми, кардинала и О'Лири в «Майбахе» сидит ещё и местный гид.

«Остановите машину», — говорит Джереми.

Лимузин тормозит. Это Новый Арбат, рядом — Московский дом книги.

«Выходите. Все».

Спирокки непонимающе смотрит на Джереми. Раньше тот никогда не разговаривал с ним так. Он говорил нагло, говорил по-хамски, но никогда — в приказном тоне, холодно, как начальник с нерадивым подчинённым.

Джереми внимательно смотрит на кардинала.

«Выходите, кардинал, — он обращается к Спирокки на вы, по-итальянски. — У вас есть телефон — „Мерседес“ охраны заберёт вас».

Гид уже выбрался из «Майбаха». Терренс О'Лири сидит на месте. Указание Джереми его не касается. Кардинал, не отводя взгляда от Джереми, выходит из машины. В сердцах хлопает дверцей. «Майбах» трогается.

Джереми смотрит на Терренса О'Лири и спрашивает:

«Кто ты такой, а?»

С тех пор как Джереми оказался в Ватикане, этот человек сопровождает его постоянно. Он поджидает Джереми у дверей комнаты, выходит вместе с ним на балкон во время проповедей, летит в его самолёте и едет в его автомобиле. Но только сейчас Джереми Л. Смит неожиданно осознаёт присутствие Терренса О'Лири. Тот внимательно смотрит на Джереми, а затем протягивает руку к интеркому.

«Остановите».

Самый конец Нового Арбата.

Терренс О'Лири выходит из машины, а Джереми остаётся. Он сидит и смотрит в пустоту. Он не знает, кто только что сидел перед ним. Разум этого человека закрыт для него.

И не только разум. Полминуты назад у Джереми Л. Смита были вопросы к Терренсу О'Лири. Они возникли спонтанно, на голом месте. Кто он? Откуда взялся? Почему на него не распространяется власть Мессии? Но когда Джереми пытается задать эти вопросы, он тут же забывает слова, мысль ускользает, разум становится подобным выжженной пустыне. Он успевает задать только самый первый вопрос, но и на него не получает ответа. Самое странное, что внешне Джереми воспринимает это совершенно спокойно. Внутри всё иначе.

Джереми не привык к бессилию. Это странное чувство. Кстати, оно называется «страх».

Машина трогается с места. Она кружит по московским улицам и проспектам. Это не час пик — пробки совсем небольшие, но Джереми не замечает Москвы, потому что думает совсем о другом. Он думает о Терренсе О'Лири, о любви, обрушившейся на город, и об Уне Ралти, которая ждёт его в Риме. Весь план визита окончательно сорван — терять больше нечего. Но нечего и приобретать, потому что Джереми сделал в этом городе всё, что мог. Он покорил Москву, поставил её на колени.