Оскал фортуны - Юрий Иванович

Менгарец подавил непроизвольную рвоту. До такой степени он еще не оголодал, чтобы принимать подобные подношения. И совсем непроизвольно сконцентрировал взгляд на третьем предмете. Затем протянул руку и поднес нечто скомканное и бесформенное ближе к лицу. И только потом с внутренней радостью осознал, что совсем недавно этот предмет был обычным хлебным караваем. Большим и круглым, точно таким, какой ежедневно выпекают крестьяне на всей этой планете.

Каравай, конечно, разил птичьим пометом и имел совсем неаппетитный вид, но выбирать не приходилось. Косясь на орлов, пришелец оторвал от каравая кусок и стал осторожно есть. Судя по реакции громадных птичек, именно этого они от человека и ожидали.

Чуть утолив голод, Виктор почувствовал интенсивное шевеление у себя за пазухой и вздрогнул от щипка клювом за подбородок.

– Ты чего хулиганишь? А-а… тоже проголодался? Так чего тебя твои дяди не кормят? Или они тебе родными тетками приходятся?

Ответов он, конечно, не получил. Зато накрошил в ладонь хлебушка и подставил под клюв. Вначале птенец потянулся к ладони с неким оживлением, но, принюхавшись, сразу отпрянул. Не понравилось ему такое угощение. А ведь совсем недавно с огромным удовольствием оприходовал два завалявшихся в кармане сухаря.

– Значит, перерос кормление кашками, и пора переходить на мяско, – стал рассуждать вслух Виктор и обломками каркаса отделил от кровавого огрызка совсем маленький кусочек. – А как тебе это?

При этом он обратил внимание, что взрослые катарги словно окаменели, настолько внимательно следили за действиями человека. Птенец тем временем опять выставил голову и потянулся клювом к ладони. На этот раз он принюхивался намного дольше, крутил своей потешной головой и с какой-то обидой посматривал то в лицо Менгарцу, то в его ладонь. Потом все-таки странно чихнул и вновь спрятал голову в свое теплое убежище.

– Чего тебе не нравится? – пожал плечами монах. – Вы ведь все такое едите. – Но потом он с большим сомнением и осторожностью и сам принюхался к предоставленному для угощения кусочку. И его чуть не стошнило. – Фу! Да ведь это и в самом деле есть невозможно! – Затем повернулся к взрослым катарги и стал возмущаться уже непосредственно перед ними: – Он ведь маленький! Ему надо свежее мясо. Понимаете? Свежее!

Осознавая, что таким образом он ничего не объяснит, Виктор подцепил огрызок мяса своей палочкой и далеко отбросил в сторону. Затем, словно по какому-то наитию, требовательно похлопал рукой по опустевшей поверхности скального обломка:

– Хотите, чтобы он был накормлен – несите что-то поприличней.

Вряд ли орлы его поняли, но вот возмутились однозначно. Гневно заклекотали, нервно стали переминаться с лапы на лапу, угрожающе зашевелили своими крыльями, и в какой-то момент человеку показалось, что птицы сейчас на него таки бросятся. Но они только резко и дружно взлетели и в лучах блеснувшего на их перьях солнечного света вырвались из ущелья.

– Ха! Неужели и в самом деле чего-нибудь свеженького приволокут? – рассуждал Виктор, одной рукой интенсивно поедая остатки буханки, а второй машинально поглаживая блаженно урчащий клубок. – Во дает! И чего ты так ворчишь, словно кошка? Ты ведь птица, чирикать должен. Или вон, как твои родственники, клекотать угрожающе. А ты урчишь… Может, тебе имя дать какое?

Из всех животных, которые обитали рядом с Виктором в далекой и почти забытой цивилизованной жизни, у него был только кот. Да и тот умер от старости на двадцать пятом году своей жизни. Не помогла самая современная ветеринарная помощь. Зато сейчас отчетливо припомнилось, как котяра любил сидеть на коленях и вот так же точно мурчать. Да и прозвище кота подходило к данному случаю как нельзя кстати.

– А что! Давай, ты у нас будешь Мурчачо? Это ведь и в самом деле приличное имя. А? – Птенец перестал терзать клювом человеческий палец и одним глазом уставился на своего спасителя. – Конечно, я тебя понимаю, ты скоро опять улетишь в горы после моей подкормки и меня забудешь, но вот я зато всем буду с гордостью рассказывать о тебе, называя по имени Мурчачо. Ну как, тебе нравится, Мурчачо?

Тот явно не понял обращенных к нему слов и с усердием продолжил теребить за палец. Даже больно стало.

– Слушай, прекращай меня жрать! – вскрикнул Менгарец после особенно ощутимого щипка. – Мяса он не ест, хлебом брезгует, так решил за меня взяться. Да-а-а… и куда твои дядья подевались? Мне ведь выбираться отсюда надо, а не с тобой возиться. Не хватало, чтобы мне тебя в приемные дети определили и оставили нас тут умирать на пару.

Он еще некоторое время побродил вдоль крутых стен с птенцом, а потом решительно уложил серый комок в свое логово из парашютной ткани. Да еще сделал такую выемку, чтобы несмышленыш случайно не выкатился самостоятельно наружу.

– Вот, ты тут посиди, а я выбираться попробую. Иначе…

Но не успел и пяти метров отойти в сторону, как вновь показались те самые катарги. Один из них уронил прямо на камень еще трепещущую от конвульсий косулю. Второй тоже на лету бросил туда же огромный топор лесоруба, ну а третий чуть дальше опустил внушительное бревнышко.

– Э-э-э?.. – только и смог из себя выдавить Виктор, рассматривая орлов, вновь усевшихся на свое прежнее место.

Кажется, птицы его не только прекрасно поняли, но и не забыли о том, что человек – создание прихотливое и сырую пищу есть вряд ли станет. Иначе зачем они приволокли бревно и явно украденный у лесорубов топор? Другой вопрос: как поджечь это бревно? Пусть и порубленное на тонкие дрова? Как бы там ни было, но у монаха в голове быстро выстроилась картинка своего предстоящего спасения. Он нарубит из бревна толстых клиньев, вколотит их в щели между камнями и обязательно выберется на первый уступ. Да и пищей он на первое время обеспечен однозначно: по слухам, сырая печень вполне съедобна, да и просто чуть подвяленное мясо не даст умереть с голоду.

Планы удачного спасения взбодрили тело и вскружили голову, но Менгарец быстро спохватился. Вспомнив, что следует вначале накормить требовательно попискивающего Мурчачо. Опять запихав того за пазуху, приблизился в свежей добыче. Орудовать тяжеленным топором было очень неудобно, но с горем пополам снял с ноги косули участок кожи и накромсал чуть ли не в фарш кусочек мяса. Первую порцию птенец с жадностью склевал с руки. Потом, когда Виктор поставил его на камень, стал есть кусочки прямо из-под своих лап. Человек довольно посмеивался, отрезая все новые и новые порции и удивляясь, как в такое крохотное создание все это помещается. При этом он не забывал поглядывать на взрослых катарги и поучительно вещать менторским тоном:

– Вот видите, только свежий, ничем не подпорченный продукт вызывает в детском организме надлежащий аппетит. И обратите внимание: куда подевались хворь, вялость и апатия! Малыш словно заново на свет народился: полон сил и желания подкрепиться.

Теперь в ответном клекоте катарги явно прослушивалось удовлетворение. А то и снисходительное поощрение со странным благодушием. Кажется, они и радость свою не скрывали от такого развития событий. Виктор воспринял эти птичьи эмоции по-своему: