Похититель вечности - Джон Бойн

Я вздохнул, но промолчал, а он наклонился, вдохнул всю дозу через тонкую бумажную трубочку, которую хранил в ящике трюмо, и через секунду передернулся всем телом, словно у него случился припадок: руки вытянуты, кулаки сжаты, глаза крепко зажмурены.

— Проклятье, — в конце концов сказал он, яростно потирая нос и моргая. — Ну что за хренов день.

Он начал убирать свои принадлежности, а я отвернулся, не желая больше на это смотреть. Что будет, если кто–нибудь войдет, пока он этим занимается, — волнует ли его это вообще?

— Между прочим, — сказал он; теперь его лицо очистилось от грима, а одежду Сэма Катлера сменило привычное облачение Томми Дюмарке. — У меня к тебе счетик.

Я с удивлением посмотрел на него. В чем дело? Опять мой чек не пополнил его счет, а ему пришло время отдавать долги?

— На этой неделе мне прислали сценарий. Видимо, по твоей рекомендации.

Я застыл от изумления.

— Что? — спросил я, не понимая, о чем он говорит. — Какой еще сценарий?

Он пожал плечами и принялся рыться в своей свалке, пытаясь что–то отыскать.

— Не знаю, — ответил он. — Я его не читал, понятное дело. Это может стоить мне карьеры. У нас тут все делается быстро и жестко. Если кто–то присылает нам сценарий, мы должны вернуть его в тот же день, приложив стандартный ответ «Би–би–си», что ни я, ни мой агент, ни помощник моего агента, ни представители «Би–би–си» или их агенты, даже не открывали первую страницу. Иначе из–за этого самотека могут возникнуть проблемы с законом.

— Но я–то тут при чем? — спросил я, сбитый с толку его словами.

— Ну, я не знаю, — повторил он, отыскав наконец среди хлама ключи и потянувшись за пальто. — То есть, я прочитал сопроводиловку, прежде чем отослать обратно: от какого–то парня, он утверждал, что познакомился с тобой на вечеринке, поговорил с тобой о сценарии, и ты посоветовал послать его мне. Что я могу чем–то помочь.

Я покачал головой.

— Это нелепо, — сказал я. — Никогда ни с кем подобным не встречался. Как его зовут?

Он задумался.

— Не помню. Он просто написал, что недавно говорил с тобой на вечеринке, и тебе понравилось, что он…

— Боже мой, — воскликнул я: в мозгу у меня наконец что–то замкнуло, хотя мозга наверняка уже почти не осталось. — Это часом был не Ли Хокнелл?

Томми щелкнул пальцами и ткнул в мою сторону.

— Он самый, — сказал он. — Фамилия вертелась у меня на языке, потому что она была такая же, как у того парня, которого мы разруливали пару месяцев назад. Он еще загнулся от передоза, а ты впутался.

— То был его отец, — изумленно сказал я. — И мы познакомились не на вечеринке — мы познакомились на похоронах его отца. Боже правый!

— Ну, это он так написал.

— И я никогда не предлагал ему послать что–либо тебе. Это ненормально. Я припоминаю, он говорил, что пишет какой–то детектив или что–то в этом роде. Какой–то телесценарий. Почему–то всплыло твое имя, но мне и в голову не могло прийти, что он в самом деле тебе что–то пошлет.

Томми пожал плечами и выключил лампочки — мы собиралась пойти на ланч.

— Ничего страшного не случилось, — беспечно сказал он. — Как я уже сказал, я все равно вернул ему сценарий.

— Все же странно, что он его послал, — сказал я. — Даже как–то бестактно. Клянусь, я не предлагал ему это сделать.

Томми засмеялся.

— Ерунда, правда, — ответил он. — Забудь. Лучше расскажи мне, — продолжил он, меняя тему, — что у тебя нового?

Теперь уже рассмеялся я.

— Ну, — сказал я. — Ты не поверишь, с кем я должен встретиться и кого я собираюсь очаровать до упаду на следующей неделе.

Нат Пепис не был хорош собой, но по тому, как он себя держал, становилось ясно, что он чрезвычайно доволен — как своей внешностью, так и положением в мире. Он выступал павлином, неестественно выбрасывая вперед ноги, шея при этом вихлялась из стороны в сторону, как у отощавшего индюка. Нат приехал в Клеткли–Хаус во вторник днем, один — он так гнал свою лошадь по дорожке, что когда остановился перед нами у конюшни, бедному созданию пришлось собрать все оставшиеся силы, чтобы не рухнуть. Чертов дурак мог свалиться с нее и наверняка сломал бы себе шею, а на лошадиной морде нарисовались такие удивление и боль, что мне стало жаль скотинку. Хоть я никогда прежде не видел Ната, Джек уже успел забить мне голову своим презрением к этому человеку, и я сразу же проникся к нему отвращением.

Моросил дождь; спрыгнув с лошади, Нат посмотрел в небеса, будто холодный взгляд на небо мог рассеять облака над головой. Я смотрел, как он медленно и беззаботно идет к нам, принюхиваясь так, словно лично владеет воздухом и радуется возвращению в Клеткли, чтобы предъявить на него свои права. Ростом он был ниже и Джека, и меня — вместе с сапогами для верховой езды в нем было не более пяти футов и семи–восьми дюймов, — и хотя это был всего лишь двадцать первый его день рождения, его длинные каштановые волосы уже выпадали пучками, обнажая череп. Лицо было усеяно шрамами от подростковых прыщей, а глаза — глубокого синего цвета — первыми приковывали внимание в его лице: возможно, его единственная привлекательная черта. Под носом его красовались тонкие усики, которые он беспрестанно приглаживал, точно опасался, что они могли на скаку отвалиться.

— Привет, Колби, — сказал он, даже не поглядев на меня и подходя к Джеку, который на миг перестал чистить стойла, оперся на вилы и прищурился со скрытой неприязнью. — Трудишься, а?

— Моя фамилия Холби, мистер Пепис, — холодно ответил Джек. — Джек Холби. Помните?

Нат пожал плечами и снисходительно ухмыльнулся. Они были совершенно разными: Джек — высокий, сильный, красивый, его светлые волосы блестели на солнце, а тело выдавало жизнь на свежем воздухе; Нат же был всего этого лишен. Цвет лица землистый, телосложение хрупкое. Любому было ясно, кто из этих двух парней, почти ровесников, трудился всю свою юность, а кто — нет. Зная о неприязни Джека, я подумал, отчего Нат держится столь самоуверенно; ведь в любой стычке между ними мог быть только один победитель. Но я вспомнил о заветной мечте Джека — он хотел улучшить свою жизнь, и если раболепие перед ничтожеством вроде Ната Пеписа могло помочь воплотить эти мечты в жизнь, у него доставало силы характера, чтобы сейчас с этим смириться.

— Не могу же я запомнить имена всех мужчин, женщин и детей, работающих на меня, так ведь, Холби? — жизнерадостно спросил Нат и добавил: — Человек с моим положением, то есть.

— И что с того? Учитывая, что я не ваш работник, правда? — спросил Джек, сохраняя вежливый тон, хотя слова его были дерзки. — Жалованье мне платит ваш отец. Он же дает деньги и вам, полагаю.

— Да, а кто, по–твоему, делает все, чтобы у него по–прежнему водились деньги в сундуках на ежемесячные расходы? — спросил Нат с широкой ухмылкой, поворачиваясь ко мне, — возможно, потому, что не желал вступать в перепалку с прислугой через секунду после приезда. Я не ведал, о чем эти двое говорили между собой в прошлом, но точно знал одно — и этот парень тоже: Джек не из тех, кто станет церемониться с Натом Пеписом.