Дежурный по континенту - Олег Горяйнов

– Да ты поэт, – засмеялась Агата и поднесла чашку к губам. – Не знаю, что и где у тебя там копошится, но кофе ты варишь хорошо. А часы твои распрекрасные куда делись?

В тот же миг Касильдо сильно ударил её в живот.

Она выронила чашку, заляпав джинсы кофейной гущей, свалилась на грязный пол сторожки и разинула рот, безуспешно пытаясь сделать вдох. Руки ей круто заломили назад и вдели в наручники. Потом за пояс подняли в воздух и швырнули на кушетку. Там ей удалось, наконец, отдышаться и прийти в себя.

Когда звёздное небо ушло из её глаз, и ей удалось проморгаться от слёз, она увидела, что бычок звонит куда-то по телефону, и услышала, что он требует позвать ему лично какого-то хефе.

Да не какого-то, сообразила она. Не какого-то, а того самого, Фелипе Ольварру, про чью душу она сюда и пожаловала. Угораздило же её этак глупо вляпаться.

Она сжала ноги. Револьвера между ними не было.

Похоже, дело дрянь.

– Хефе, она здесь! – сказал Касильдо дрожащим от возбуждения голосом. – Да, та самая, которую вы и ждали! Лежит на диване в наручниках! Одна, одна! На ней – маленькая пукалка, а что там в её машине – пока не знаю. Ага, жду!

Агата попыталась вобрать в ладонь сустав большого пальца правой руки, чтобы вытащить кисть из наручника, но бычок заметил её шевеление и сказал:

– Не надо, женщина. Мне приказано, в случае чего, стрелять тебе по коленям.

Чтобы она не сомневалась в серьезности его намерений, он показал ей её же револьвер, какую-то из бесчисленных латиноамериканских подражаний “беретте” калибра.22, вполне достаточного, чтобы на всю жизнь придать её походке незабавную прыгучесть.

Не выпуская оружия из руки-лопаты, он опять взял телефонную трубку и прижал к уху. Трубка молчала. Он потряс трубку, потом постучал пальцем по рычагам телефона. Никакого результата это не дало.

– Странно, – сказал он Агате. – Связь прервалась. Куда же она делась? Ведь только что была…

– Подонок, – сказала она, не слушая его. – Трус, баба, быдло. Справился с беззащитной женщиной…

– Qué va, – усмехнулся Касильдо и почесал её револьвером пластырь на своей широкой скуле. – Это ты-то беззащитная женщина? Да ты людей убила больше, чем я тёлок трахнул за свою жизнь.

– Как только я дотянусь до пистолета, этих людей будет на одного ублюдка больше. Пусть твои тёлки начинают рыдать прямо сейчас.

– Это как бы угроза?

– Это как бы да, придурок безмозглый. Я лично тебя записываю в свои враги номер один. Как только доберусь до тебя, стану отрезать от тебя по кусочку и заставлять тебя эти кусочки сжирать. Умирать ты будешь так долго, что…

– Ладно, будет трепаться. Сбереги силы для молитвы. Ты-то умирать будешь быстро. И, главное, скоро.

– Уж не от твоей ли руки, иуда?

– Думаю, не от моей, нет. Есть там один ублюдок из смежного ведомства, которому, видимо, в кайф воевать с бабами, что он тебя заказал Дону.

Касильдо потрогал пластырь на скуле.

– Хотя и не только с бабами, должен признать, да.

– Что, и тебе от него досталось? Я рада. Надеюсь, он тебя трахнул как следует. А, invertido?

– Ну-ну, полегче, женщина!

– Мaricón, – радостно сказала Агата. – Sodomita. Мariol. Мarica. Рederasta.

Касильдо поднял свой наводящий на размышления кулак, поискал на физиономии своей собеседницы место, куда его приложить, но передумал, опустил руку и дал ей здоровенного пинка в правую ягодицу. Агата застонала.

– Нет никакой необходимости меня оскорблять, – спокойно сказал Касильдо. – Я всего-навсего сделал как ты мне советовала. Помнишь – медное блюдо, и всё такое?..

– Урод, – сказала девица.

Тон её был уже не столь эмоционален. Парень был прав: она сама ему дала этот дурацкий совет.

– Ты хотела знать, кто у моего касике враги, женщина? Так это ты, моя радость. Ты и есть враг номер один. Это твою глупую башку он ждёт на медном блюде.

– Он ждет, или ублюдок из смежного ведомства, который тебя трахнул?

Касильдо улыбнулся и покачал головой.

– Ты хитрая тварь. Еще раз скажешь, что меня кто-то там трахнул – я тебе заткну пасть. Грязным носком.

– Я видала таких как ты. Им и рот-то женщине нечем заткнуть кроме как носком. Invertido траханный!!!

– Я тебе сейчас покажу, сука, чем у меня есть тебе рот заткнуть!!! – вскипел Касильдо.

Агата улыбнулась, обнажив острые белые зубы.

За стеной сторожки завизжали тормоза примчавшегося сверху автомобиля.

Чтобы она не хулиганила, левую руку её примотали скотчем к телу. От этого было неудобно, жарко и противно. Её честному слову, что она будет паинькой, эти фашисты не поверили.

Фелипе Ольварра любопытствовал лично побеседовать со страшной террористкой, хотя за свою долгую жизнь людей, с различными угрозами покушавшихся и на его денежки, и на него самого, видывал пачками и недостойной жизнью этих выродков распоряжаться не стеснялся ни грамма. Нет ничего полезнее для здоровья, чем просыпаться с мыслью, что враг близок, что окружающее тебя человечество спит и видит, как бы тебя обуть на миллиончик-другой. Но дон Фелипе, как правило, был начеку, и до последнего времени эта лукавая затея мало кому удавалась.

– Кофе или что покрепче? – галантно начал беседу старый мафиози.

Агата только с презрением на него посмотрела и смолчала. Предлагать кофе даме, у которой рука липкой лентой примотана к её же собственному телу, – не издевательство ли над естеством?

– А я вот выпью виски, – продолжал дон Фелипе, усмехнувшись. – Обычно я днём не пью, но сегодня сделаю исключение, потому что для меня честь выпить с такой знаменитой дамочкой.

Агата покосилась на квадратную бутылку с янтарным пламенем под фигурным стеклом. Почему, собственно, и не выпить? Напряжение, сковавшее её изнутри, было сродни новокаиновой блокаде – нормальная реакция хорошо тренированного на кровь организма, иначе она бы сто раз сошла с ума от страха и паники, зная, что живой её долго тут не продержат.

– Так налить? – спросил Ольварра.

– Наливайте.

– Сода, лед?

Девушка пожала плечами.

– Хотя, наверное, там, где тебе показывали, как делать в людях дырки, тебя также научили пить не разбавляя и не охлаждая, залпом и занюхивать рукавом? – ещё раз усмехнулся Ольварра.

– Хорошо, наливайте не разбавляя и не охлаждая, – сказала Агата. – Не хочу разочаровывать такого любезного сеньора.

Фигню тащит старый хрен. Никто её этому искусству не обучал. Хотя инструктора в ливийских лагерях – она видела несколько раз – выпивали именно так, да и занюхивали не чем иным как рукавом. Похоже, в знании жизни этому сморчку не откажешь, подумала она.