В память о Саре - Крис Муни

Сэм кивнула. Выходит, она знала о том, что кафе вот уже два поколения принадлежит одному и тому же семейству. Предприятие расширилось, и они открыли в окрестностях еще два успешных ресторана, ни в одном из которых Мэри Салливан не работала — по крайней мере, под своей фамилией. Впрочем, по прибытии в Париж она вполне могла взять себе другое имя или, что тоже не исключено, сменила его вполне легально, боясь, что Лу найдет ее и там.

Майк уже дважды уличил мать во лжи: в том, что она платила за его обучение в школе Святого Стефана, и в том, что работала в кафе.

Он поинтересовался:

— Что еще тебе известно?

— Только то, что связано с рестораном.

Майк помолчал, мысленно приводя в порядок сведения, полученные от Нэнси.

— Жан-Поль Латьер жив. Он по-прежнему владеет и управляет целлюлозно-бумажной компанией своего отца, «Бумага Латьера». Ему исполнилось пятьдесят восемь лет, столько же, сколько моей матери, и он по-прежнему живет на острове… Забыл, как он называется.

— Сен-Луи.

— Точно. Жан-Поль был женат лишь однажды, на женщине по имени Марго Паради. Он сочетался браком за два года до того, как мать вышла замуж за Лу. Но в ноябре семьдесят седьмого года, то есть примерно через год после того, как мать перебралась в Париж, Жан-Поль развелся. Второй раз он так и не женился. И детей у него тоже нет.

Сэм промолчала. Из комментариев Лу она уже знала, что Жан-Поль никогда не хотел иметь детей.

— Этот парень, похоже, не сидит на месте, — продолжал Майк. — У него куча телефонных номеров. Нэнси наконец-то удалось заполучить его к аппарату, представившись вице-президентом одной из крупных компании по производству бумаги здесь, в Штатах. Не возражаешь, если я закурю?

— Не стану, если угостишь и меня.

— Ты куришь?

— Бросила четыре года назад, но время от времени балуюсь сигаретой.

Майк достал пачку, прикурил сначала ей, а потом и себе.

— Итак, возвращаясь к Нэнси… — заговорил он снова. — Она не расспрашивала его о Мэри Салливан. Она решила, что, быть может, я сам захочу поговорить с Жан-Полем. Он свободно владеет английским.

Они прошли мимо бронзовых уток, которые, как считала когда-то Сара, оживают по ночам, и остановились на перекрестке улиц Бикон и Чарльз. Сэм взяла Майка под руку, когда они перебегали улицу, но отпустила, как только они достигли тротуара.

— Ты собираешься ему звонить? — спросила она.

— Жан-Полю?

Она кивнула.

— Сначала я должен кое-что сделать.

— Джесс, — догадалась она.

— А я-то думал, что смогу забыть об этом.

— Об этом трудно забыть. — Сэм немного помолчала. — Когда ты уезжаешь?

— Завтра утром. Я уже позвонил Джесс и договорился о встрече.

— Что она сказала, когда узнала, что ты летишь в Нью-Йорк?

— Я сказал ей, что прилечу на пару дней со своим другом Бам-Бамом и хочу увидеться с ней, чтобы поговорить. Мы встречаемся за ленчем.

Сэм кивнула и замолчала, обдумывая что-то.

— Если тебе понадобится что-нибудь, звони.

— Хорошо.

Майк увидел указатель Маунт-Вернон, повернул направо и зашагал вверх по улице. Не успел он сделать и нескольких шагов, как Сэм окликнула его.

— Куда это ты собрался?

Она остановилась на углу, в тени у ликеро-водочного магазина.

— Я думал, что провожаю тебя домой.

— Дедушка, сейчас только половина десятого. Ты устал — или в детском садике уже наступил тихий час?

— Теперь нам разрешают задерживаться до одиннадцати. И нет, я не устал.

Майк подошел к Сэм вплотную и на мгновение встретился с ней взглядом. Прежние чувства, которые он когда-то испытывал к ней, оказывается, никуда не делись — потрепанные, покрытые синяками и ссадинами, может быть, немножко другие по прошествии стольких лет, они, тем не менее, никуда не исчезли. И Сэм знала об этом. Он понял это по выражению ее глаз.

Она спросила:

— Хочешь пойти домой?

— В общем-то, нет. А ты?

— В общем-то, тоже.

— Есть идеи? Только, пожалуйста, без танцев.

— Я вдруг подумала о канноли.

— Давненько я не едал канноли.

— Можешь считать, что тебе повезло. Я знаю одно чудесное местечко в Норт-Энде. Идем?

— Идем.

Сэм взяла его под руку, и они пошли по Чарльз-стрит.

Нью-Йорк показался ему Бостоном-переростком, вымахавшим благодаря стероидам: выше и шире, злее и опаснее, готовым сожрать вас с потрохами, если вы чересчур беззаботны, неуклюжи или просто глупы. Правило номер один поведения в городе гласит: ни в коем случае не дайте заподозрить в себе туриста. Это означает — не выделяйтесь из толпы и смотрите, черт возьми, куда идете. Но вон тот деревенский лапоть на другой стороне улицы (судя по его виду, попавший сюда прямиком с кукурузного поля где-нибудь в Айове) пытался одновременно смотреть на уличные указатели и определить свое местонахождение по карте, которую раскрыл перед самым носом, словно газету. Пациент, явно сбежавший из психбольницы, стоял на углу и держал большой белый плакат с надписью «ПРИШЛО ВРЕМЯ ПОКАЯТЬСЯ, ЗАСРАНЦЫ!».

Вот за это он и любил большие города вроде Нью-Йорка — за то, что в них всегда хватало бесплатных развлечений.

Стоял чудесный весенний день — сезон «Танкерея», как выражался Бам-Бам, — и полуденное солнце ласково пригревало ему лицо, напоминая о беззаботных деньках, проведенных на лодке Бама в компании с еще несколькими парнями и девчонками. Майк сидел за выставленным на тротуар столиком ресторана, глядя, как мистер Айова сломя голову ринулся вперед и налетел на Маджиллу-Гориллу, рядом с которой даже Билл показался бы карликом, когда увидел Джесс. Она шла к нему с улыбкой на губах, неосознанной и добродушной, которая появляется просто от ощущения теплого, солнечного дня — или от осознания собственной невидимости, — в городе, в котором у людей не хватает времени остановиться и оглядеться по сторонам.

— Глазам своим не верю! Это и впрямь ты. Здесь, в Нью-Йорке.

Джесс остановилась рядом с его столиком.

Майк выдавил из себя улыбку.

— Я и впрямь здесь, — сказал он, с удовлетворением отметив, что голос не дрожит.

Джесс сдвинула солнцезащитные очки на лоб, а потом и вовсе пристроила их на макушке.

— А где Бам? — поинтересовалась она.

— У него что-то не сложилось, так что он не смог прийти. Посидим вдвоем, только ты и я.

Не успела Джесс сесть за столик, как к ним подскочил официант. Старается угодить, решил Майк, хотя, не исключено, парню просто захотелось рассмотреть Джесс поближе. Майк знал, что время всегда было союзником Джесс, а не противником. Она заказала белое вино и, после того как официант умчался, опустила сумочку на тротуар. А Майк все пытался перенестись в эпоху, запечатленную на фотографиях. Тогда Джесс была еще веселой и беззаботной — осторожность, которая позже начнет доминировать в жизни его самого и Сары, начала проявляться тогда, когда Джесс в первый раз поняла, что беременна, и эта осторожность превратится в навязчивую идею после второго выкидыша.