Ищейка - Вирджиния Бокер

– Не знаю, Элизабет, – говорит Гумберт. – Ввалиться в дом к Блэквеллу, без приглашения…

– Я не без приглашения, – говорю я. – Я возьму твое.

– Но рыскать по его территории, когда вокруг столько народу? Не знаю… Как-то это опасно.

– Опасность подстерегает нас в любых обстоятельствах, – возражаю я. – Но маска – наилучший способ туда проникнуть. Сотни людей вокруг, лицо у меня скрыто. Блэквелл будет занят. На праздношатающегося гостя никто не обратит внимания.

Я смотрю на Джорджа и Файфер в поисках поддержки, но они отводят глаза.

Гумберт встает со стула.

– Элизабет, мы вчетвером долго это обсуждали ночью и думаем, что надо подождать, пока Блэквелл поедет ко двору. Он должен там появиться на этой неделе, предположительно – после маскарада. Когда его дом опустеет, ты сможешь войти. С тобой пойдет Питер и приведет своих людей.

– Нет, – отвечаю я. – Это именно то, чего ожидает от нас Блэквелл: что мы придем в его отсутствие. Он поставит на нас капкан, и – крышка. Но что мы появимся на маскараде – этого он никак не ждет.

У меня за спиной кто-то откашливается. Я оборачиваюсь и вижу в дверях Джона. Он выглядит как тогда, когда я его первый раз увидела: лицо бледное, под глазами круги, одежда смята, будто он в ней спал – или не спал вообще. При виде его я ощущаю, как сворачивается в груди ком.

– Как ты себя чувствуешь? – спрашивает он меня.

– Я… да, хорошо. – Я удивлена, что он вообще снизошел до меня. – Спасибо.

Он кивает и оборачивается к Гумберту:

– Хорейс вернулся и принес весть. – Он показывает письмо. – Дурную.

Гумберт берет письмо и бегло просматривает, потом оседает в кресле, опустив голову.

– Что там? – спрашивает Файфер. – Что за весть?

– Николас, – отвечает Джон. – Он умирает.

Файфер тут же разражается слезами.

– Что случилось? – спрашиваю я.

– Его состояние ухудшилось, – говорит Джон. – Знахари в Харроу говорят, что он не дотянет до конца недели.

– Надо что-то делать! – вопит Файфер. – Нельзя дать ему умереть!

– Он не умрет, – говорю я. – Потому что я пойду на маскарад и уничтожу эту скрижаль.

– Элизабет… – вновь начинает Гумберт.

– Нет, – говорю я. – Вы все должны делать то, что я хочу, помнишь? Чтобы сбылось пророчество. Итак, что я хочу, то мы и будем делать. А я хочу на маскарад.

Гумберт застывает на какое-то мгновение, потом медленно кивает.

– Хорошо, – говорю я. – Мне понадобится платье, маска и твое приглашение. И лошадь, чтобы доехать до порта. – Я оборачиваюсь к Джону: – Где ближайший?

Джон задумывается.

– Ну, есть парочка. Хэкни ближе, но Уэстферри лучше. Безопасная гавань для пиратских судов, заходящих туда за припасами перед походами на юг. Мой отец знает всех капитанов, да и я многих. На какой-нибудь корабль смогу, наверное, устроить нас без хлопот. Если выедем нынче же вечером, утром что-нибудь застанем.

– Нас? – переспрашиваю я. – Никаких «нас». Я еду одна.

– Ошибаешься, – говорит Джон. – Я с тобой. – Я открываю рот, чтобы возразить, но тут он поднимает руку: – Я слышал, что ты говорила. Но если ты проникнешь зайцем на корабль, а потом тебя найдут и захотят сделать так, чтобы другим неповадно было, то невозможность добраться до Блэквелла будет наименьшей из твоих проблем.

– Я вполне способна о себе позаботиться.

– Отлично! А кто позаботится о твоих швах? Кто приготовит тебе лекарство? Кто не даст тебе сдохнуть?

В его голосе резкие ноты – нечто среднее между гневом и злостью.

– Никто! – рявкаю я, закипая.

Наверное, это потому, что он говорит правду. В комнате наступает тишина, только мы сердито смотрим друг на друга.

– Я еду с тобой, – повторяет Джон.

– И я тоже, – говорит вдруг Файфер.

– Ты не едешь! – произносим мы с Джоном в один голос.

– Еду, и даже не смейте пытаться меня остановить! – парирует она. – У меня меч, и если Элизабет не хочет заполучить симметричный набор швов, а тебе не нужны такие же, то я еду с вами.

– И меня запишите, – поднимает руку Джордж.

– Это даже не смешно! – Я оборачиваюсь к Гумберту, и мне не надо повышать голос, потому что я уже ору: – Им нельзя ехать, и ты не должен их пускать! Слишком опасно, и ты это знаешь, и я знаю. Их могут поймать, могут убить, и что тогда?

Гумберт качает головой.

– Николас, – говорит он просто. – Всех нас волнует его судьба настолько, что невозможно сидеть на месте и ничего не делать. Так что чинить им препоны было бы неправильно и нечестно.

Я пытаюсь спорить, но Гумберт меня опережает.

– А тебе понадобится помощь, – напоминает он мягко. – Одной тебе не справиться.

Я захлопываю рот, скриплю зубами: что за глупость, ни черта они мне не помогут, никто мне не нужен, я одна и останусь одна. Но понятно, что сейчас мои возражения никто не будет слушать.

Тут мне приходит в голову мысль.

– Ну что ж, ладно, – говорю я. – Можешь нам помочь собраться?

Гумберт кивает, потом жестом зовет с собой Джона и Джорджа наверх. Когда они уходят, я обращаюсь к Файфер. Она не плачет, но еще шмыгает носом, и теперь оба ее глаза одинаково распухшие и красные.

– Совершенно идиотский план – сопровождать меня, – говорю я. – И вы сами это наверняка понимаете.

– Я понимаю, – говорит она. – Но Гумберт прав, тебе понадобится помощь.

– Но вы же не сможете мне помочь, – отвечаю я. – А если с вами что-нибудь случится, пока я буду там, я вам не смогу помочь.

– Предоставь-ка нам самим волноваться о наших судьбах. – Она направляется к двери. – Пора собираться.

– Ладно, давай. А я сперва должна кое-что сделать.

Я подхожу к столу Гумберта, беру перо и бумагу. Пусть я не могу помешать остальным ехать со мной к Блэквеллу, но могу по крайней мере сделать так, чтобы они выбрались из передряги.

Закончив писать, я аккуратно складываю страницы, запечатываю, капая сургучом на края и прижимая печать Гумберта с изображением сокола. Нахожу Бриджит.

– Вот эту записку отдай Гумберту в момент нашего отъезда. Это очень важно. Понимаешь?

– Конечно, мисс, – говорит она, встревоженная моим серьезным лицом. – Понимаю.

– Хорошо. И проследи, чтобы Хорейс никуда не делся. Гумберту он скоро понадобится.

Через несколько часов мы уже в конюшне Гумберта, грузим сумки на четырех лошадей. Одеты мы в ливреи его слуг: светло-серые штаны и рубашки с изображением оранжевого сокола на груди.