Силуэт танцующей звезды - Ксения Дронова

— И ты знаешь, что?.. Я внимательно смотрела на Ладу и все никак не могу тебя понять! Ты мне все уши прожужжала — мол, она такая стройная, такая изящная, такая-растакая, я уж засомневалась, может, я как-то не так на нее глядела? Но лично я никакой особой красоты у Лады не запомнила. И вчера я во все глаза на нее смотрела! Так вот, — Венера картинно подняла одну бровь и тут же смешно закатила глаза и развела руками. — Я была права! Что там красивого, ты мне скажи?! Лошадиное лицо и костлявое тело! Разве что покрасилась действительно удачно, а то еще и на голове была солома, а так вроде ничего… Апельсинчик!

Женька хотела, было возразить, но почему-то привычные слова на этот раз застряли во рту, как детская смесь, которая легко слизывается с ложки, но тут же намертво прилипает к языку и небу, и… ей вдруг ужасно захотелось согласиться с Венеркиным критическим отзывом о Ладе — ну, и пусть он не совсем справедлив, какая кому разница? И секунду помедлив, она все же позволила себе это сделать. Просто кивнула и радостно улыбнулась. А потом весело рассмеялась, когда подруга уставилась на нее удивленными черными глазищами, не веря в Жепькино неожиданное смирение и быстрый отказ от прежних восхищенных слов.

— Ну, слава богу, а я уж думала, что ты опять будешь расписывать мне Ладкину красоту!.. А я тебе больше скажу — они с Трофимом цапались, как кошка с собакой, может, она меня, поэтому и не заметила. Да если на то пошло, то проходи в это время мимо них отряд скаутов с барабанами и дудками, они бы и на них не обратили внимания, так были заняты! Отношения выясняли. Ладка выглядела как разгневанная фурия, что уж там они не поделили, я не знаю, но парень, в конце концов, отошел от нее на сто метров и там и стоял. А она — ух, какая злая была, и шипела, как масло на сковороде! Так что вот у них какая веселая жизнь семейная. А так им и надо, знали, на что шли!

Венера гордо повела плечом и задрала подбородок, и Женька опять засмеялась, глядя на нее, и через мгновение подруга присоединилась к ней, потому что вдруг оказалось, что вызов в позе и голосе как-то настолько не вяжутся с покрасневшими от мороза щеками и шмыгающими носами, что это выглядит не надменно, а забавно… Да и серьезно обсуждать кого-то или что-то, притопывая и приплясывая от холода на остановке, как-то не слишком хочется. Вот посмеяться — это другое дело!

— Ну, я, конечно, не могу сказать, что мне все это безразлично, потому что на самом деле я рада слышать, что у Ладки не все в порядке с Трофимом, хоть это и эгоистично, я понимаю, — Женька улыбнулась и осторожно потерла заледеневший рот перчаткой. Трудно смеяться зимой, но сегодня у нее настолько хорошее настроение, что отказываться от улыбок не хочется. — Вообще-то, я должна пожелать им счастья и забыть все обиды!.. Ну, я лучше вообще не буду думать о Ладке, черт с ней, только пусть ее больше никогда не будет в моей жизни, вот и все. А так… ну, живут и живут, но если у них ничего не сложится, так я не расстроюсь.

Потому что расстраиваться и переживать можно только из-за тех людей, кто тебе дорог, а не из-за тех, кто просто однажды перебежал тебе дорогу. Женька отсекла от себя свое прошлое и — нет, забыть-то она, конечно, ничего не забыла! — отпустила его. Просто сделала шаг вперед и перестала оглядываться. Близкие ей люди остались с ней, и они будут рядом и в следующем году, который наступит уже завтра…

— Все, с наступающим тебя, я побежала! — Венера опрометью метнулась в подъехавший троллейбус, умудрившись втиснуться в самую гущу толпы и далее пробиться в салон.

Двери железно лязгнули, троллейбус, грузно переваливаясь, отчалил от остановки, и Женька, улыбаясь своим мыслям, бодро поспешила в сторону Проспекта, рассматривая по дороге разноцветные лампочки, новогодние гирлянды и наряженные елочки в витринах маленьких магазинов. Вот и все, еще несколько часов, и наступит самый красивый, самый любимый и долгожданный праздник на свете — Новый год! И встретит она его так, как ей хочется, это будет ее ночь, ее счастье, ее огромная радость!

Женька открыла глаза и посмотрела на часы — удивительно, еще даже восьми нет, а у нее уже сна ни в одном глазу, и это после бессонной ночи!.. Повернув голову, она наткнулась взглядом на темный с проседью висок, краешек уха и часть щеки, и, подвинувшись поближе, тихонько дотронулась до любимой скулы ладонью, а потом, когда мужчина пошевелился, и из подушки вынырнуло все лицо целиком, прижалась губами к его лбу, поцеловала брови, ресницы… Ради этого мгновения она готова всю жизнь просыпаться так рано. Всегда — лишь бы этот человек спал возле нее, и его голые ноги касались ее ног, и у них было одно одеяло на двоих, а перед этим — долгая ночь вдвоем, в одной квартире, за одним столом, в одной постели!..

— Здрасте, — мужчина легко притянул Женьку к себе и прижался губами к ее лицу, девушка улыбнулась и хотела что-то сказать, но потом передумала, потому что подставлять щеки, нос, лоб, все лицо поцелуям любимого оказалось очень приятно, куда приятнее, чем говорить, и хотя за целую ночь она должна была бы уже привыкнуть к его губам и рукам — однако ж, нет, не привыкла. И к этим синим глазам, глядящим на нее то ли нежно, то ли весело, но главное — только на нее, и к волосам, и к плоской сильной груди, которая опять придавила ее к постели и мешает ей дышать… Но Женька рада этой тяжести, и сама двигается ей навстречу, сплетая свои руки с мужскими руками, обнимая коленями его бедра, и бесконечно целуясь с его языком и губами, то, отдаваясь на милость этого мужчины, то, одерживая над ним верх.

Еще вчера, тщательно собираясь на свидание к Игорю Ворону, она раздумывала, глядя на свое отражение, — как у них все будет завтра, есть ли будущее у их отношений, нужна ли она ему так же сильно, как он — ей?.. Все эти вопросы казались такими важными, и стоя перед той самой — заветной — картиной с зимним небом и домиком с приветливо светящимся окошком, она почему-то все их обращала к жемчужной звезде, зависшей над крышею, и звезда как будто улыбалась ей, но молчала. И даже выйдя из шумной маминой квартиры в спокойный синий вечер, и потом, когда она шла через Проспект по Брюсовской до серой пятиэтажки, она думала обо всем об этом, и ее сердце тревожно стучало, не находя быстрых ответов на все эти такие правильные вопросы.

А теперь это все растворилось в дымке новогоднего праздника, и Женьке больше не хочется ничего загадывать. Как-то, оказалось, очень просто принять то, что ей подарила эта ночь, не гадая о завтрашнем дне и ничего больше не желая… Потому что счастье — вот оно, вытянулось всем своим большим стройным телом подле нее и гладит ее бедро, и смеется ясными синими глазами! И пусть это не навсегда, и поцелуи, и улыбки, и большая мужская ладонь, сводящая ее с ума, и ее дикое желание остановить прекрасное мгновение и застыть в нем, как муха в янтаре, — пусть все это кончится, но ведь это случится когда-нибудь потом, не сейчас, не в эту секунду, когда она так счастлива, и Ворон — только ее, и ничей больше!

Женька положила ладонь мужчине на грудь и закрыла глаза, прислушиваясь к себе и миру вокруг. За окном такая тишина, словно утро наступило только в этой квартире, да и то — ненастоящее, серое, как осенние сумерки, а все остальные люди во всем городе продолжают спать, и только разноцветные огоньки огромной городской елки оживляют сонную комнату.