Убийца великанов - 2 - Алекс Фед

было трудно дышать, а если открывать рот, то мерзли зубы даже если закутаться в шарф. Усталость давала о себе знать, и снова из глубины начал подниматься страх. Но давать слабину этому паразиту Филипп не собирался.

Не зря северное упрямство известно далеко за пределами Вертиса. Его ругали, над ним посмеивались, его уважали и даже боялись. Вертийцы впитывали его с первым криком, с молоком матери и с первым взглядом на суровый окружающий мир. Чтобы выжить в горах одной смекалки и силы мало. Нужно быть упрямым настолько, чтобы несмотря ни на что любить эти серые камни, твердую землю, постоянные дожди, ветры и снега.

Мало-помалу группа вышла на Необхватную Бабу — один из главных ориентиров на Тропе Смерти. Из серой стены торчала глыба, похожая на толстуху с огромными грудями, которая пыталась вырваться из камня.

Значит, осталось два-три часа ходу. Но они шли слишком медленно. Нужно нарастить темп, иначе не успеть до настоящей бури. Осознание скорейшего окончания пути открыло второе дыхание, и люди двинулись бодрей. Только их ждал неприятный сюрприз.

— Чего вы остановились? — спросил Филипп.

— Дальше дороги нет, — ответили из середины. — Придется перебираться в траверс.

— В траверс? — забеспокоилась Леда.

— Что это значит? — спросил Генр, услышав незнакомое слово.

— В траверс. Вобьем недостающие крючья и протянем веревки, — ответила она. — Нехорошо как. Мы прямо над Пляской Великанов.

— Леда, не пугай Жука такой ерундой, — отозвался Филипп.

— Сплошные у вас пляски. Сначала плясали лисы, а теперь великаны, — пошутил Генр, пытаясь согреть пальцы дыханием.

Головной устанавливал крючья и страховку, затем протягивал веревки, а группа ждала, держась за холодные камни.

— Пляской Великанов называется место силы. Видишь вон там круг земли без снега и деревьев? — Филипп указал на темную проплешину земли внизу.

— Да.

— По легенде там была скала, на которой великаны устроили пир. Они так веселились, что разбили ее своими исполинскими ногами. Гиблое место. Вроде ничего особенного, глыбы кругом, а находиться с ними рядом не в состоянии ни человек, ни скотина.

— Эй, в конце! Прекращайте разговоры и берегите дыхание! — гаркнул на них Артур.

Но Филипп и так не собирался продолжать, впомнив своей первый и единственный поход к Пляске Великана.

Как же ему было страшно!

Ему было страшно пока он смотрел, как другие мальчишки пересекали границу, за которой исчезали цвета. Ему было страшно, когда они бежали на перегонки к центру. А затем становилось еще страшней, когда они, так и не достигнув цели, разворачивались и бежали обратно с искаженными от муки лицами.

Липкий страх сковал Филиппа по рукам и ногам. Лишил воли и других чувств. Его подначивали и подбадривали, но он никак не мог решиться сделать первый шаг. Филипп расплакался, и кто-то назвал его трусом. Тогда он ударил обидчика и вошел в мертвый круг. И в тот же миг осознал, что тот страх, что терзал его ранее, был ерундой по сравнению с настоящим всепоглощающим ужасом, который обрушился на него теперь.

Филиппа трясло. Он напрудил в штаны и не чувствовал собственных ног, но продолжал идти. Из проклятого северного упрямства. На Севере часто шутили, что стойкость вертийцев, выдержка, напор и железная воля — все это лишь дети их знаменитого упрямства, чей совместный напор мог бы сдвинуть эти горы, если бы этого действительно хотел их могущественный отец.

Мимо Филиппа проплывали громадные серые глыбы, пока он не достиг самого центра. Ему кричали, кто-то даже пытался догнать, но Филипп зашел слишком далеко. Он замер, плененный уродливым серо-коричневым валуном и необъятным страхом. Все его существо кричало бежать как можно дальше и не оглядываться, но он не мог оторвать взгляда от безобразного камня. Весь в бороздах, вмятинах и рытвинах, он был старше самих Львиных Гор.

В конце концов он потерял сознание от боли. Кто-то из мальчишек позвал на помощь взрослых, но и они оказались бессильны. Филипп пролежал в кругу Пляски Великана почти весь день, пока его не спас сам Король Леонис. Благодаря защите Клеймора он прошел к самому центру и вытащил бесчувственного Филиппа. Об этом Филиппу рассказал отец, когда он пришел в себя несколько месяцев спустя уже в Сентории. Он долго болел, а затем десять лет прожил Риу, вернувшись в родные земли, охваченные войной. Но даже море крови и смерть не так страшили его, как Пляска Великанов.

Повалил снег. Филипп вздохнул с облегчением. Теперь он не видел даже головного в их группе не то, что кошмарное место, где пировали великаны.

— Первая линия готова! — прозвучало в полнейшей тишине, если не считать завываний и свиста ветра.

Морской ветер пер на скалы, словно пытался их оттолкнуть. Но не получалось. Гора стряхивала его вбок и вниз. Воздуху камни не по силам. И тогда ветер обрушивал свой гнев на людей. Хватал за руки и ноги, кружил вихри, гудел над ухом и трепал одежду.

— Готова вторая!

Пока все ждут, Филипп отделился от общей веревки и оставил только собственный обвяз, чтобы чуть отойти и справить нужду по ветру. Когда он вернулся, вбили уже пятый крюк.

— Леда?

— Спасибо, Сыч, я не хочу.

— Нельзя терпеть на сложном переходе.

— Я боюсь.

— Знаю. Но надо. Я тебя буду держать. И обещаю не смотреть.

— Ладно.

Правильно.

Полный мочевой пузырь может стать причиной смертельного полета в Бездну с мокрыми штанами.

Смешно. Но только не упавшему.

Филипп привязал ее к себе и провел за скальную полку.

— Отвернись.

— Хорошо.

Пока Леда возилась со штанами, он честно смотрел поверх ее головы, но ни на мгновение не оторвал взгляда от ее макушки. Пусть себе злится и стесняется сколько угодно, когда спустится живая.

Когда они вернулись к группе, замыкающий передал Филиппу флягу. Он тут же сделал большой глоток, но закашлялся. В ней была далеко не вода. Он сделал второй глоток, чувствуя как внутри разгорелся приятный огонек.

— Полегче, Сыч! Оставь что-нибудь мне.

Под общий смех фляга вернулась к хозяину.

Верт — не лучшая замена воде, но он помогал волнению отступить хотя бы на время, разогнать кровь перед важным рывком и скрасить томительное ожидание.

— Траверс готов! Головной на другой стороне.

— Наконец-то, а то я уж думал, что придется возвращаться, — не удержался замыкающий и тоже хлебнул верта перед тем, как спрятать флягу за пазухой.

По