Стрелы Сехмет - Михаил Ежов

— Ладно, ты меня убедила. Без огнемёта тебе жизнь не мила. Берём его с собой. Марина в порядке? — задавая вопрос, я обратился к Карлу.

— Да, всё Ок. Как видите, никаких тревожных индикаторов не видно. Можете её транспортировать, только аккуратно. Это возможно сделать тем способом, который… вы, очевидно, хотите задействовать?

— Легко. Перетащим её, как на пуховой перине.

— Ну, в таком случае не смею вас больше задерживать, — Карл растянул губы в фальшивой улыбке. Заметно было, что ему не терпелось, чтобы мы побыстрее убрались из гаража. — Всего доброго и удачи!

— Не волнуйся, приятель, — проговорил я. — Мы сейчас свалим. Бери свой огнемёт, — добавил я, обращаясь к Миле. — Надеюсь, без ящика ты обойдёшься?

— Ага! — ответила та с сарказмом. — Буду хранить его в кладовке, рядом с пылесосом. Нет уж, забирай вместе с упаковкой.

Я подошёл к столу и посмотрел на Марину. Она ещё лежала на животе, и лица почти не было видно. В воздухе чувствовался слабый запах медикаментов. Карл принялся поспешно отключать приборы.

— Вот это возьмёте с собой, — проговорил он, указывая на переносной реаниматор. — Мила всё подсоединит, она умеет.

Закончив, Карл сделал мне знак взять Марину на руки. Сам он подтащил реаниматор к ящику с огнемётом. На самом деле было неважно, будет ли всё, что я возьму с собой, находиться рядом, но Карл, видимо, считал иначе. Мила тоже встала поблизости.

— Ну, с Богом! — Карл неуверенно поднял руку в прощальном жесте.

Он уже не пытался изобразить улыбку.

Я сосредоточился и мысленно захватил всё, что нужно было переправить. Проложил тоннель до квартиры Милы. Карл наблюдал с нескрываемым интересом. Наверняка, ему и самому хотелось бы поучаствовать в этом, но он был слишком рад, что, наконец, от нас избавился, чтобы попросить. Впрочем, в любом случае я бы его не взял, и, наверное, он это понимал.

Мы оказались в стерке и пронеслись сквозь пространство, нарушая все привычные законы физики. Миг — и мы оказались в Милиной гостиной. На этот раз Мила осталась на ногах, на её лице была восторженна улыбка.

— Ух ты! — проговорила она. — Вот это да! Телепортация⁈

— В каком-то смысле, — согласился я.

— Как ты это делаешь?

— Силой мысли, — я не стал вдаваться в детали.

Это была тайна, которую я пока не собирался раскрывать никому, даже друзьям. В какой-то степени — для их же пользы.

Я отнёс Марину в комнату для гостей. Она была маленькая, но уютная — Мила сказала, что раньше в ней жила её подруга. «До того, как встала на ноги», — пояснила она.

Я зажёг ночник на стене, и по комнате разлился приглушённый белый свет. Затем перетащил из гостиной реаниматор, и Мила подключила его к Марине. Девушка по-прежнему находилась без сознания, и так будет ещё долго. Оставалось только смириться и ждать. Я смотрел на неё, пока Мила прикрепляла к ней датчики и катетеры. Мне бы хотелось с ней поговорить — узнать, почему она сбросила меня с лестницы, а потом делала вид, что ничего не случилось. При воспоминании об этом взгляд невольно упал на покрытую фиксирующим составом руку. Эта травма не могла даже сравниться с раной Марины. Штурмовики целились в меня, а боль досталась ей. Я не винил её за то, что она была до последнего верна своим создателям, мне было грустно от того, что она не сумела вырваться из их клещей. И что она получила взамен? Кучу имплантатов и искусственных волокон в спину.

Отвернувшись, я подошёл к окну и открыл его, чтобы вдохнуть воздух города. Серое небо расчерчивали глайдеры и птицы, утреннее солнце отражалось в стёклах высотных домов. Внизу виднелась монорельсовая дорога, по которой, словно бело-красная гусеница, полз поезд. В лицо мне повеяло прохладным ветром. Я ощутил запах гари, нагретого железа и пыли — букет, знакомый мне с детства.

Закрыв глаза, я устремился по лабиринту сознания в глубины своей памяти.

Вот я в Болгарии, на заднем дворе усадьбы Яворских. Наблюдаю за тем, как Божана собирает смородину в большую плетёную корзину. Её волосы завязаны высоко на затылке, загорелые руки действуют, как заводной механизм, снимая с куста крупные красные ягоды. Пахнет лавром и лимоном — они растут неподалёку, возле белёной ограды. Над нами почти бесшумно пролетает тяжёлый, похожий на буханку хлеба, медицинский транспорт. Из-за него к ароматам сада примешивается запах чего-то жжёного.

Открыв глаза, я обернулся. Мила закончила возиться с реаниматором и подошла ко мне.

— Не знаешь, что говорит Ветров по поводу моего исчезновения? — спросил я.

— Много чего. Дня не проходит, чтобы нам не начали полоскать по этому поводу мозги.

— Да ладно?

— А как ты думал? Пропал один из тридцати Экзорцистов! Лучший! Герой, любимец всех телеканалов. Хорошо хоть, ты ничего не спёр! — неожиданно добавила в заключение Мила.

— Меня ищут?

— С фонарями и собаками! Может, уже намекнуть, что это дохлый номер, и не стоит тратить деньги налогоплательщиков?

— Уверен, налогоплательщики не разорятся.

— Ты, между прочим, входишь в их число.

— Поэтому и говорю. От лица общественности, так сказать. Кстати, я всё-таки переведу тебе деньги за огнемёт.

Мила фыркнула.

— Мы это уже обсудили!

— Обсудим снова.

— Ты сейчас ничего перевести не можешь — сразу засветишься. Тебя по кредитке мигом вычислят.

— Ну, и что? Я воспользуюсь терминалом в другом конце города.

— Но станет ясно, что ты в Москве.

— Я могу убраться в любой момент. Хоть на Северный полюс. Хотя нет, там холодновато.

— К слову: твой счёт наверняка заморожен. Так что не рискуй понапрасну.

Мила достала из пачки жвачку, сунула в рот и принялась работать челюстями. Я невольно остановился взглядом на её пальцах: передний, средний и безымянный на левой руке были изуродованы. Узловатые, покрытые шрамами и наростами, они походили на корни старого дерева. Последствия «воспитания» её папаши, однажды зажавшего пальцы десятилетней дочери дверью, чтобы она «получше запомнила, как себя вести, пока отец спит». Мила как-то раз показывала мне его фотографию. Здоровенный водитель грузового глайдера с лицом, будто вылепленным ребёнком из глины. Щёлочки светло-голубых, выгоревших на солнце глаз, редкие волосы по бокам облысевшего черепа. Думаю, из-за него Мила и пошла в армию — чтобы научиться защищать себя от таких вот бугаев. Отсюда и её боевой раскрас, буквально кричащий каждому встречному «Не подходи!», и неустроенность личной жизни.

Мила заметила, что я смотрю на её пальцы, и невесело усмехнулась. Первое её движение было продиктовано желанием спрятать руку, хотя я видел её тысячи раз, но она сдержалась.

— Давно молился за родителей? — спросила она.