Возраст любви - Даниэла Стил

— Я согласна, милый! — повторила она и улыбнулась счастливой, сияющей улыбкой. — Надеюсь, что радость от этого путешествия даст мне силы стойко все перенести. А когда мы сможем отправиться?

— Когда захочешь, родная, — отозвался Джек. Он тоже был счастлив — счастлив за нее, за себя, за Джен с Полом и за маленького, еще не родившегося человечка, у которого уже были две матери и два отца.

* * *

Они отправились в Европу в июне, когда Аманда была на пятом месяце. В Париже они остановились в отеле «Ритц» и прекрасно проводили время. Каждый вечер они ходили в рестораны. К счастью, токсикоз Аманды к этому времени почти совсем прошел, и она снова могла пить кофе, есть шоколад и многое другое. Они допоздна гуляли по парижским улочкам, днем ходили в Лувр, посещали парижские бутики и салоны, поднимались на Эйфелеву башню, и Аманда была на седьмом небе от счастья. Еще никогда она не чувствовала себя так хорошо. Правда, вес, который она набрала в эпоху своей «мороженой» диеты, слегка ее беспокоил, но Джек утверждал, что она выглядит просто потрясающе, и в конце концов Аманда с ним согласилась. Ей и раньше приходилось читать, что женщины, носящие под сердцем дитя, красивы какой‑то особенной, запредельной красотой, но только в Париже она действительно ощутила себя по‑настоящему красивой и женственной. Единственное, о чем Аманда втайне жалела, так это о том, что теперь она не может покупать себе изысканное белье или костюмы и платья от лучших французских кутюрье. Впрочем, скоро она решила, что вполне может потерпеть до тех пор, пока ее талия не вернется в исходное состояние.

Иными словами, Аманда была совершенно спокойна и счастлива, и Джек, исподтишка за ней наблюдавший, был очень доволен. Правда, он все еще опасался, что Аманде будет нелегко расстаться с ребенком, но она даже ни разу не усомнилась в правильности своего решения, и ее решимость была тверда как сталь. «Мы отдадим его нашим детям, и точка!» — повторяла она, и у Джека не было никаких оснований заподозрить ее в неискренности. И все же он не мог не волноваться о том, каково ей будет, когда придет пора действительно расстаться с младенцем.

На пути из Парижа домой они на неделю задержались в Лондоне, а в июле Джек взял ее с собой на курорт на озеро Тахо. В августе они собирались побывать на Таити, но врачи неожиданно запретили Аманде путешествовать. И дело было вовсе не в том, что она была на седьмом месяце, и не в том, что ее едва ли можно было назвать молодой матерью, — сама Аманда чувствовала себя даже лучше, чем во время своих первых беременностей. Просто ребенок оказался слишком крупным, и врачи опасались преждевременных родов.

— В оба своих прошлых раза я переходила, и я не вижу причин, почему в этот раз все должно быть наоборот, — заявила она уверенно, но осматривавшая ее акушерка только улыбнулась.

— И сколько вам тогда было лет, мадам?

— О'кей, о'кей, я поняла. Я буду хорошо себя вести, обещаю.

К этому времени они уже знали, что их ребенок совершенно здоров и что это — мальчик. Собственно говоря, пол ребенка был определен еще в апреле, когда перед поездкой в Париж Аманда сходила в клинику на комплексное обследование плода, и с тех пор Джен и Пол бурно выбирали имя для своего будущего сына. Они звонили матери чуть ли не каждый день и делились своими соображениями по этому поводу, и Джек шутил, что скоро они исчерпают все английские имена и возьмутся за иностранные.

Огорчала Аманду только Луиза. Она по‑прежнему держалась с матерью отчужденно и даже враждебно и почти не разговаривала с ней. Однажды Аманда, не выдержав, поделилась своими грустными мыслями с Джеком, и он поспешил успокоить ее.

— Вот увидишь, Лу сумеет с собой справиться, — сказал он уверенно. — Луиза вовсе не такая плохая, какой хочет казаться. У такой матери, как ты, просто не может быть скверных дочерей. Луиза ужасно тебя ревнует, но это пройдет. Скоро пройдет.

На самом деле он вовсе не был в этом уверен, но ему не хотелось расстраивать Аманду. Он и так делал все, что было в его силах, чтобы отвлечь ее от возможных грустных мыслей. К счастью, Аманда вступила в такой период, когда она была почти не способна задумываться о чем‑то, кроме ребенка. Ей хотелось покупать для него распашонки, комбинезончики, игрушки, соски и прочие милые мелочи. Ими были забиты уже все кладовки в ее доме, но каждое утро, если только ей не нужно было ехать к врачу, Аманда отправлялась по магазинам, и Джек старался ее сопровождать.

— Что подумают обо мне люди? — восклицал он в комическом отчаянии, сгружая на заднее сиденье своего «Феррари» новую порцию памперсов. — Я действительно становлюсь похожим на счастливого деда. Ведь мне никто не поверит, если скажу, что я и сам еще способен делать детей!

В самом деле, каждый раз, когда он выезжал с Амандой за покупками и вдруг встречал кого‑то из знакомых, ему приходилось говорить, будто они собирают «приданое» для внука. Что еще он мог сказать? Ведь не будешь же объяснять каждому, в какую запутанную и сложную ситуацию они попали?

— А на кого в таком случае похожа я? — спросила однажды Аманда, поглаживая свой выступающий живот. — На жену Пола? На твою дочь?

— Ты похожа на мою жену, — неожиданно серьезно ответил он. — Кстати, я давно хочу тебя спросить: как насчет того, чтобы оформить наши отношения официально? Это можно легко устроить, как ты думаешь?

Но Аманда только улыбнулась. В последнее время она слышала подобного рода предложения довольно часто и знала, что Джек говорит серьезно, но не обращала на них особенного внимания. Сейчас она могла думать только о ребенке — все остальное отступило для нее на второй план.

Впрочем, в Джеке она по‑прежнему нуждалась настолько, что даже брала его с собой на регулярные медицинские осмотры. Первый осмотр чуть было не прикончил его; на протяжении всего времени, пока они ожидали приема, Джек сидел, закрывшись газетой, и притворялся, будто они с Амандой незнакомы. Уши у него пылали. Кроме него, в приемной не было ни одного мужчины, но хуже всего было другое. За исключением Аманды, все до одной пациентки гинекологического кабинета выглядели не старше четырнадцати лет, и Джек на мгновение вообразил, будто он попал в летний лагерь для несовершеннолетних матерей.

— Я туда не пойду, — шепнул он, когда, как ему казалось, на него никто не смотрел.

— Не глупи, — так же шепотом ответила Аманда. — Они только послушают сердце — и все. Знаешь, это просто удивительно — слышать, как в тебе бьется второе сердце.

— Да? — Джек осторожно выглянул из‑за «Лос‑Анджелес таймс», но тут же спрятался обратно. В приемной появился новый персонаж — худощавый, вихрастый паренек в голубых джинсах и майке, который выглядел лет на двенадцать. Скорее всего это был актер‑подросток, исполняющий в Голливуде роли детей.

«Господи, — пронеслось у Джека в голове, — этому‑то что здесь надо?!»

— Лучше ты мне потом все расскажешь. Я подожду тебя в машине, — твердо сказал Джек, но, когда он попытался встать, у Аманды сделалось такое потерянное и жалобное лицо, что он, скрипнув зубами на всю приемную, поспешно сел обратно.