Василиса Опасная. Воздушный наряд пери - Ната Лакомка

Я толкнула дверь и вошла, и сделала это, даже не подумав, что сейчас не время устраивать разборки с ректором.

Он стоял возле своего стола, спиной ко входу, и оглянулся резко и раздражённо, а увидев меня, отвернулся и вздохнул, как будто с обреченностью.

– Кто там? – проскрипел голос человека, невидимого за спиной Коша Невмертича.

– Я там, – дерзко сказала я и сделала шаг к столу, а потом потеряла дар речи и только стояла и таращилась на того, кто по-хозяйски сидел в кресле ректора.

В кресле находилось существо, больше похожее на экспонат из краеведческого музея. Сбежавшая мумия из Эрмитажа – вот как это выглядело. Страшный сморщенный гном – скелет, обтянутый коричневой глянцевой кожей… Тонкие ручки безвольно лежат на подлокотниках кресла, Лысая голова-череп свесилась на тощее плечо...

Только зубы – ровные, белые, насмешливо скалились в безгубом рту, и ярко горели глаза – почти как электрические фонарики…

Глаза…

Глаза – как у Анчуткина. Карие, с янтарными пятнышками вокруг зрачка. Как будто в глазах – солнечные блики.

– Краснова, когда вы прекратите… – устало начал ректор, но живой скелет перебил его.

– Не лезь. Видишь, девушка поражена моей неземной красотой. Так? – проскрипел он, подавшись вперёд и глядя на меня в упор.

– Вы – его отец? – заикаясь произнесла я. – Борин… отец?..

А как же тот кудрявый мужчина, который бежал к автомобилю? Значит, иллюзия воспоминаний и правда может давать сбои?..

Скелет смотрел насмешливо, а потом опять закудахтал, мелко трясясь от смеха.

Это привело меня в чувство – всегда бодрит, когда видишь, как над тобой потешается мумия.

– Почему вы не скажете ему, что живы? – спросила я обвиняюще.

Он перестал смеяться и откинулся на спинку кресла, поглядывая блестящими глазами из-под век без ресниц.

– Думаешь, мой сынуля будет рад такому папочке? – ответил он и спросил у Коша: – Ты почему дверь не запер?

– Запер, – сказал ректор, наливая в бокал воды и выпивая залпом. – Заклинанием.

– Замки поставь! – досадливо посоветовал Анчуткин-старший. – А ты, – он перевел взгляд на меня: – если скажешь Борьке хоть слово – считай место в Особой тюрьме тебе обеспечено.

Меня передёрнуло от такой откровенности, и я испуганно обернулась к Кошу Невмертичу. Только что я собиралась поговорить с ним сурово и жёстко, но стоило хохочущей мумии пригрозить – и вот, Василиса Опасная превратилась в Васечку Краснову и готова была бежать к сильному ректору, чтобы защитил. В очередной раз.

– Он пугает, – успокоил меня Кош Невмертич. – Но вам и в самом деле лучше не вмешиваться в чужие семейные дела, Краснова. Идите спать. Сколько раз я просил не подслушивать под дверями. Это может быть опасно. Для вас.

Я угрюмо молчала, потому что ответить и в самом деле было нечего, а потом развернулась и пошла на выход. Здесь я точно была лишняя.

– Подожди, – окликнул меня скрипучий голос.

Я не собиралась ему подчиняться, но меня словно какой-то невидимой развернуло вокруг своей оси, и ноги сами поднесли обратно к столу.

– Зачем ты ударила Борьку? – проскрипел Анчуткин-старший. – Он к тебе с душой, а ты ему так врезала…

– Это не я, – в который раз ответила я. Ответила уже безразлично, всё равно не поверит.

– А кто? – требовательно спросил он.

– Вольпина.

– Василиса, это не она, – Кош Невмертич поставил пустой бокал. – Пусть она идёт. Что ты прицепился к девчонке?

– К девчонке? – хихикнул Анчуткин-мумия. – Знаю я, какая она девчонка. И ещё мне кажется, что в этом есть смысл.

– В чём? – спросили мы одновременно с ректором.

– В Вольпиной.

– Это не она, я проверял, – сказал Кош Невмертич.

– Но если признать, что это она, – продолжал Анчуткин, – тогда понятно, почему она так поступает.

– Почему? – я уставилась на него. Неужели хоть кто-то мне по-настоящему поверил?!

– Она ревнует, – заявил мумия. – Она ведь пери – непревзойдённая красота. А тут такая соперница. По-моему, у тебя тут скоро нешуточная война начнётся.

– Вы меня слышите оба? Вольпина ни при чём, – ректор кивком указал мне на дверь. – Так что, Краснова, отправляйтесь на боковую. Нарушать режим института вам никто не разрешал.

Но как я могла уйти, если тут говорили про Вольпину!

– Она – пери? – теперь я разговаривала с Анчуткиным. Всё равно Кош Невмертич ничего толком не объяснит. – И что это значит?

– Что слышала, – скелет показал на удивление молодые и ровные зубы. – Она – пери, пайрики. Были такие ведьмы в древней Персии, но тебе это вряд ли что-то скажет.

– Знаю про Персию, – обиделась я. – А Вольпина – древняя ведьма? Как джанара? – я тут же понадеялась, что Вольпину, как и донну Луну, запрут в яйцо, в Особую тюрьму.

– До древней ведьмы ей далеко, конечно, – хохотнул Анчуткин-старший. – Но гены пери-пайрики у неё есть, несомненно. Говорят, пери были невероятными красавицами – внушали страсть одним взглядом, и пахли, как розы. Ваша Вольпина, несомненно, с геномом пери. Я тут кое-какие справки навёл. Её бабка была прелюбопытнейшей особой, и не самой приятной, кстати. Она была одной из сильнейших колдуний на Кавказе, и утверждала, что происходит из особого рода. Мол, это про её праматерь было написано в «Книге деда Коркуда» – как однажды некий пастух увидел двух дев-пери, которые летали, сплетясь крыльями. Пастух поймал одну из них, не смог побороть охватившей его пламенной любви, – тут он лукаво покосился на Коша Невмертича, – и от этой парочки родились дети с геномом пери. Но у самой уважаемой Тухцам что-то никто не замечал ни особого обаяния, ни особой красоты, и запаха роз она не распространяла.

– От Вольпиной постоянно пахнет розами, – сказала я. – И что ещё умеют эти пери?

– О них мало известно, – сказал Анчуткин. – Но они усиливают чувственные страсти. Играют на низменных инстинктах, оперируют низкими вибрациями.

– Что это значит? – спросила я, усиленно пытаясь припомнить, что в прошлом году ректор говорил мне про тонкие вибрации и про вибрации наоборот.

– Это значит, что Вольпина зачаровала тут всех, – закудахтал скелет. – И наш чудо-ректор тоже попал под власть колдовских чар.

– Не говори бред, – заметил Кош Невмертич.

– Ну почему же – бред? – у меня в голове, наконец-то, сложилась эта мозаика, оказавшаяся совсем несложной, но от этого не менее противной. – Так вот почему у вас внезапные всплески любви и страсти?

– Краснова… – предостерегающе начал ректор, а Анчуткин-старший оживился и закрутил лысой головой, хихикая и только что не потирая сухонькие ручонки.