Зачем Сталин создал Израиль? - Леонид Млечин

Действительно, ваш посланник обсуждал со мной проблему воссоединения семей. Но за последний год я шесть месяцев проболел (сердце) и не мог заниматься делами. Да и сейчас приходится беречь себя. Но по возвращении из Парижа я займусь этими делами. Если речь идет о пожилых людях, у которых дети в Израиле, или о молодых, у которых в Израиле родители, нет никаких оснований напрасно заставлять людей страдать. Но в данном случае проблема поднята иначе, в плане эмиграции.

Записывавший ход беседы израильский дипломат пометил, что Вышинский произнес это слово с украинским акцентом с фрикативным «г».

— Об эмиграции нечего и говорить, — отрезал Вышинский. — Государственный строй Советского Союза этого не позволяет. Кроме того, в этом плане проблема не существует. Не следует смешивать советских евреев с евреями в других странах. У меня самого много знакомых евреев, и ни один из них не помышляет об эмиграции в Израиль или любую другую страну. И это не удивительно. Евреи в Советском Союзе пользуются полным равенством. Они занимают важные позиции по всех сферах жизни. Достаточно упомянуть Лазаря Кагановича, одного из самых известных и любимых деятелей в Советском Союзе.

Когда Андрей Януарьевич закончил свою речь, Шаретт сразу сказал:

— Я высоко ценю личное доверие с вашей стороны и сам тоже буду говорить со всей искренностью.

Высказавшись, Вышинский расслабился и вернулся в доброе расположение духа. Поэтому он прервал Шаретта, заметив:

— Никакие привходящие обстоятельства не в силах изменить мое личное отношение к вам. Несколько минут назад я немного сорвался, о чем весьма сожалею. Забудьте об этом.

— Я прекрасно понимаю, что вы хотели мне объяснить, и со своей стороны прошу позволения сделать несколько замечаний, — мягко заговорил Шаретт. — Разумеется, голосовать за Белоруссию было нашим долгом по отношению к принципам, которых мы придерживаемся. Но факт остается фактом — это в значительной степени испортило наши отношения с Соединенными Штатами. А учитывая полную экономическую зависимость от американской помощи — кстати, я рад был услышать, что необходимость этой помощи вы понимаете, — такое решение, разумеется, далось нам нелегко. Я не знаю, понимаете ли вы, насколько наше государственное строительство зависит от помощи Соединенных Штатов. Используя только местные ресурсы, нам никак не создать экономику, которая смогла принять сотни тысяч уже прибывших репатриантов и сотни тысяч тех, кто еще приедет. Единственным источником внешней помощи является Америка: не только американские евреи, но и администрация Соединенных Штатов.

— Я понимаю ваш подход, — сказал Вышинский, — но, если честно, не разделяю его. Впрочем, это мое личное мнение, и мы можем о нем говорить не как представители государства, а как два бывших студента одного и того же университета. Я лично считаю, что выбранный вами путь ведет не к независимости, а к экономическому и политическому порабощению.

— Если из опасений оказаться «порабощенными» мы откажемся от американской помощи, — возразил Шаретт, — очень скоро нас просто не станет. И это не вопрос одной только экономической помощи. Нам необходимо много оружия. Мы окружены врагами со всех сторон. Но при всей нашей нужде в иностранной помощи мы полны решимости не содействовать никаким агрессивным проискам против Советского Союза. Мы знаем, что советская пресса постоянно публикует вымыслы о якобы строящихся у нас американских базах, о том, что мы являемся орудием в руках Соединенных Штатов для достижения темных целей, но эти публикации не имеют под собой почвы.

— Никогда мы о вас такого не говорили, — заметил Вышинский.

— Тем не менее советская пресса постоянно публикует такую информацию.

Вышинский промолчал.

— Мы заинтересованы поддерживать равновесие в нашей международной позиции, но Советский Союз нам не помогает, — зашел с другой стороны Шаретт. — Наши связи с американскими евреями постоянно расширяются, а с советскими евреями нет никаких контактов. В результате получается, что в этом плане перевес на американской стороне.

Вышинский бурно реагировал на эти слова:

— Как Израиль не понимает, что Америка содействует этим связям лишь для собственной выгоды? Американские евреи, прибывающие в Израиль, являются орудием осуществления замыслов Вашингтона!

— Я не имел в виду американских евреев, репатриирующихся в Израиль, их очень немного. Речь идет об американских евреях, посещающих Израиль. И мы их можем посещать.

— Это другое дело, — ловко вывернулся Вышинский. — Это туризм. Действительно туризм в Советском Союзе страдает от недостатка средств, государство занято послевоенным восстановлением и не имеет свободных денег для развития туризма. Но пройдет время, и ситуация изменится.

Шаретт понял, что разговор зашел в тупик. Ему не удалось продвинуться ни на шаг.

— Чтобы поставить все точки над «i» и разъяснить нашу позицию по этому вопросу, мы хотели бы когда-нибудь встретиться со Сталиным.

— Товарищ Сталин прекрасно понимает эту проблему, — отчеканил Вышинский, отметая предположение о том, что вождь может чего-то не знать.

Шаретт все же попытался на прощанье еще раз сказать о еврейской эмиграции:

— Нам ясно, что очень многие советские евреи считают себя плотью от плоти советского строя и даже не думают о том, чтобы покинуть Советский Союз. Но, возможно, немало и таких, кто выбрал бы репатриацию в Израиль, если бы им предоставили такую возможность.

Вышинский вновь повторил:

— Никто такого желания не выражает.

— Это потому, что нет возможности, — напомнил Шаретт.

— Никто не обращается за визой, — хладнокровно сказал Вышинский, — и нам не известно о ком-либо, кто хотел бы уехать. Желание покинуть Советский Союз вообще не может возникнуть, потому что евреи — часть советского общества. Если бы приехали и посмотрели, убедились бы сами.

Вышинский сказал это для красного словца. Но Шаретт поймал его на слове:

— Я, вообще говоря, и хотел бы просить разрешения приехать в Советский Союз.

Вышинский смутился, поняв, что сказал что-то лишнее, но тут же поправился и сказал:

— Я всегда рад вас видеть.

Считать это официальным приглашением было нельзя. Но расстались министры вполне дружески.

Запись беседы получили и в израильской миссии в Москве.

Первого февраля израильский посланник в Советском Союзе Эльяшив откровенно изложил Шертоку свое мнение:

«Внимательно ознакомился с содержанием твоей беседы с Вышинским…

Мне кажется, что с твоей стороны было ошибкой пойти на эту встречу не одному. Вышинский пришел один, что совершенно не в их обычае. То есть он был готов на свободную беседу с тобой, и, возможно, само появление постороннего человека, участие которого в беседе было ему непонятно, привело его в еще большее раздражение и одновременно предоставило аудиторию для публичной речи.