Вранова погоня - Татьяна Корсакова

– Хорошо. Собирайтесь, Эльза. Я скоро буду!

Он и в самом деле явился очень быстро, еще на рассвете. Обвел внимательным взглядом кучки мертвых птиц, выслушал доклад охранника Степана и сказал:

– Приберитесь здесь. Мы уезжаем через пятнадцать минут, – а потом глянул на Эльзу и спросил: – Хотите что-нибудь забрать?

Она отрицательно мотнула головой. В этом доме не было ничего ее – все чужое, дареное. Мелькнула было мысль написать Никите записку, объясниться. Он ведь будет думать, что ее поступок из-за обиды или вообще из-за ломки. Он придумает любое объяснение ее поступку, но правды так и не узнает. Потому что правда такая, что в ней страшно признаться даже самой себе, не то что другому человеку, пусть даже и Никите. Он не поверит, а на доказательство своей правоты у нее пока просто не осталось сил. Лишь одно Эльза знала точно: все, что происходит сейчас в ее жизни с ней и с людьми, ее окружающими, – это не случайность, а страшная предопределенность. Как-то так вышло, что она привела в этот мир Черного человека. Пусть не нарочно, пусть сопротивлялась этому долгие годы, пряталась за плотным пологом из дурмана, но случилось то, что случилось. Нет больше полога, нет дымовой завесы, которая отделяла тот мир от этого. А если нет завесы, виден путь и потайная дверца между мирами. Черный человек эту дверцу нашел и пошел по Эльзиным следам. Он еще не здесь, но уже и не там. Он ходит по зыбкой границе, поэтому до сих пор такой… нематериальный. Но очень скоро он наберется сил. Он и сейчас уже достаточно силен, чтобы управлять птицами, но это лишь сотая часть его истинной мощи. Никопольский о существовании Черного человека, похоже, знает. Возможно, он знает даже больше, чем сама Эльза, оттого и не удивляется ничему из происходящего, оттого и не задает лишних вопросов. И она, Эльза, ему зачем-то нужна. Точнее, не ему нужна, а его клиенту.

А еще экспедиция эта загадочная. Зачем? Куда? С кем? И пусть подписать договор Эльзу заставили обманом, но теперешнее ее решение совершенно осознанное. Оно лишь укрепилось, когда Никопольский назвал место, откуда должно будет начаться их путешествие. Назвал бы сразу, Эльзу не пришлось бы ни уговаривать, ни обманывать. Она бы согласилась! Пусть не с радостью, но точно согласилась бы, потому что и сама рвалась туда, в этот затерянный в сибирских лесах поселок. Никто не знал зачем. Даже всезнающий Никопольский мог лишь догадываться. Даже она сама не до конца все понимала, но все равно рвалась.

Хватит прятаться за дымовой завесой! Слишком долго она пряталась. С самого детства, с папиной смерти. Вот тогда все и началось. Вспомнить бы только, что именно. Эльза помнила совсем немного. С ней тогда работал детский психолог Валентина Петровна. Приятная такая женщина, ласковая. Они подолгу общались. Вроде бы ни о чем особенном не разговаривали, страшное не вспоминали, в Эльзиной душе не копались. Просто разговаривали о жизни, о вещах отвлеченных. Почти всегда отвлеченных. Чем Валентина Петровна Эльзе и нравилась, так вот этой отвлеченностью. Она не делала больно, не пыталась расковырять едва затянувшуюся рану. Только иногда просила нарисовать что-нибудь. Что угодно! И Эльза рисовала. Рисовать ей всегда было проще, чем говорить. Рисунки получались разные: иногда красивые, иногда странные и страшные. Эти Эльза порывалась уничтожить, но Валентина Петровна не позволяла, говорила, что они такие странные потому, что забирают на себя Эльзин страх, облегчают ее жизнь.

Может, и облегчали. Тогда Эльза мало что понимала. И нарисованное почти тут же забывала. Тогда, в далеком детстве, она так толком и не поняла, Валентина Петровна помогала ей забыть или вспомнить. Вот сейчас казалось, что забыть. А ей нужно вспомнить, потому что Черный человек появился не просто так, потому что он пришел по ее следам. По ее следам и по ее душу. И значит, пришло наконец время во всем разобраться.

Разбираться будет тяжело и страшно. Особенно без поддержки, но она справится. Ей уже даже совсем не хочется таблеток. Ни ломки, ни абстиненции – одна только вселенская усталость. Но эта усталость физического плана, с ней можно бороться, надо только поднакопить немного сил. А наркотики… Теперь, когда благодаря стараниям Никиты почти вся дурь вымылась из ее крови, Эльза с убийственной ясностью понимала: наркотики служили кирпичиками в стене, которую она строила между тем миром и этим. Дымовой завесой они были, вот чем! А Никита эту стену разрушил, не разобрал аккуратно по кирпичикам, а снес бульдозером, и в образовавшийся пролом вошел Черный человек. Теперь уже ничего не изменишь, разрушенную стену заново не отстроишь. Нет нужды в таблетках, не помогут…

Они и раньше не слишком хорошо помогали. Да, создавали завесу, но ее, Эльзу, уничтожали. Она сама себя уничтожала, если быть до конца честной. Возможно, теперь, когда решение принято, она убьет себя окончательно. Или она сама, или Черный человек. Как бы то ни было, но этот путь она пройдет одна, без Никиты. Не нужно ему. Не его это. Свою роль он уже сыграл, подогнал к ее призрачной стене бульдозер… Зачем же рисковать и его жизнью тоже?

Осталось только выяснить у Никопольского один-единственный вопрос. Почему Никита взялся ей помогать? Пусть бы за деньги. Ей бы тогда сразу стало легче.

Эльза так и спросила Никопольского:

– Это из-за денег?

И в глаза, прячущиеся за стеклами очков, взглянула с надеждой.

– Он отказывался мне помогать. – Никопольский очки снял, старательно протер линзы белоснежным платочком. Взгляд его без очков совсем не казался близоруким. Даже странно. – До тех пор пока я не назвал ваше имя.

Значит, не из-за денег. Значит, из-за чувства вины. Глупый, глупый Никита. Не было ни в чем его вины. Сейчас она это особенно ясно понимала. Сейчас понимала, а тогда, почти десять лет назад?

А тогда, почти десять лет назад, она была дурой!

…Сначала было тяжело. Когда совершенно новая жизнь, когда вдвоем под одной крышей. Вроде бы знакомые, даже женатые, но на самом деле чужие люди. Добрые соседи.

Они оба очень старались. Но Никита, кажется, старался больше. Он работал больше, он зарабатывал больше. И почти все заработанные деньги он приносил Эльзе. Это называлось «на хозяйственные нужды». Хозяйственных нужд было много: коммуналка, какая-никакая мебель, продукты. Но зато у них была крыша над головой. Не комната в общаге, а самая настоящая квартира.

Помимо хозяйственных нужд имелись и нужды личные. Учебники для Никиты, краски для Эльзы. Это ведь Никита настоял на том, чтобы она поступала в Академию искусств. Эльза пыталась ему объяснить, что учиться и работать на «Скорой» у нее, наверное, не получится. И денег заработать она не сможет. А он лишь усмехнулся в ответ и сказал:

– Ерунда, Элли! Будешь продавать свои картины! Ты же талантливая!

Он был так уверен в ее успехе, что заразил этой уверенностью и ее тоже.

В Академию искусств Эльза поступила неожиданно легко. Так легко, что даже не сразу поверила своему счастью. Они стояли с Никитой в прохладном холле перед информационным стендом, и Никита радостно тыкал пальцем в список зачисленных на художественный факультет.