Война за справедливость, или Мобилизационные основы социальной системы России - Владимир Макарцев

Известный философ и правовед XIX века Б. Н. Чичерин отмечал в 1877 году, что наши крестьяне, а солдаты были в основном из крестьян, «живут доселе как предки их в XII веке, под влиянием обычаев и обрядов, сохранившихся еще со времен язычества».[379]Сорок лет разницы не слишком изменили социальный быт крестьянства, не добавили ему культуры, образования, продолжительности жизни или достатка. Достижения XIX века, ставшие в основном достоянием высших сословий, обошли крестьянство стороной, оставив его в раннем средневековье.

Сохранялась и сословность, несмотря на все попытки по «принудительному равнению», как тогда говорили. Особенно отчетливо она проявлялась в армии, благодаря чинопочитанию, которое рассматривалось как основа воинской дисциплины (Ст.3 Устава Дисциплинарного на сайте РГБ). Его, конечно, нельзя принимать за самостоятельную социологическую категорию, это всего лишь атрибут сословности, внешний признак социального факта. Тем не менее, именно сословность и именно чинопочитание сформировали устойчивое понятие «мы» и «они», их право и наше, низшее сословие – высшее сословие, крепостной – свободный.

Не случайно в выступлениях солдат в Таврическом дворце в первые дни Февральской революции отчетливо прослеживается понимание того, что они как будто только что вышли из крепостного состояния: «Отменено крепостное право тем, что солдаты вышли на улицу»; «Веками душили нас, как собак»; «Мы знаем, как о наши морды разбивались их кулаки»; «Нужны офицеры, а не матерщины диалект» и т. д.[380]

Солдат Коновалов на общем заседании Совета 1 марта возмущался: «Кто солдат для офицера? Воспитывает офицерского ребенка, наказывается офицерской женой, ребенком за слишком горячее молоко. Такие явления воспитали офицера непременно членом той партии, которая живет за чужой счет, счастье на несчастье других».[381]

Все эти реплики, случайные на первый взгляд, крайне важны для понимания характера социальных отношений в тот исторический момент. Не каждый день удается услышать голос наших неграмотных и обездоленных предков; стенографический отчет с первых заседаний Совета солдатских депутатов в этом смысле редкое исключение. Обычно о трудной судьбе народа писали и говорили сторонние наблюдатели – писатели, революционеры, депутаты, земцы, помещики, чиновники и даже бывшие предводители дворянства.

Но как отмечает Янни Коцонис, во всех центральных и местных правительственных учреждениях, на всех профессиональных и кооперативных собраниях и съездах, где толковали о крестьянах, самих крестьян хотя иногда и видели, но никогда не слышали. По его словам, все разнообразные и враждовавшие между собой группы устроителей крестьянских судеб единодушно сходились в одном – крестьяне бессловесны.[382]

Потому что темные и отсталые, и еще потому, что не имели права, вернее, их право на жизнь, в нашем понимании, оценивалось в несколько раз меньше, чем право на жизнь высшего сословия. При этом, именно «отсталость» становилась критерием социальной нивелировки, на которую опирались абсолютно все политические силы при работе с крестьянами или при обсуждении крестьянского вопроса, фактически понижая стоимость их права на жизнь. «Отсталость» крестьян, отмечает Я. Коцонис, смешивалась с множеством различных социальных, экономических, политических и культурных программ в качестве настоящей идеологии и выступала как самодостаточная истолковательная структура, как способ ставить диагноз и осмысливать факты, как основание для решения – действовать или бездействовать.[383]Для большевиков, например, она стала источником революции. «Наша отсталость двинула нас вперед», – говорил В. И. Ленин.[384]

А солдаты – крестьянские дети, и на службе оставались крестьянами (сельскими обывателями) не только в силу своего происхождения, отсталости или низкой культуры, но и в силу закона. Так, Статья 8 «Свода законов о состояниях» гласила: «Лица, состоящие на действительной военной службе, в продолжение обязательного срока оной, пользуются личными и имущественными правами своего состояния, подчиняясь всем требованиям и правилам службы».[385]Это значит, что русская армия строилась на тех же принципах сословного неравенства, характерного для общества в целом, это значит, что она была сословной по закону, de jure! Это также значит, что неравенство в армии носило двойной характер, оно было вдвойне тяжело для солдата именно потому, что включало в себя не только воинское неравенство, воинскую иерархичность, но и сословную.

До принятия Устава 1874 года, как говорил генерал Н. Н. Головин, «комплектование армии носило на себе яркий отпечаток сословного строя», т. к. вся тяжесть воинской повинности выпадала на низшие классы русского населения, на так называвшиеся тогда податные сословия. Длительный срок службы рекрутов совершенно отрывал их от прочей массы населения и превращал как бы в отдельное сословие.[386]Но несмотря на то, что Устав 1874 года ввел всеобщую воинскую повинность, а воинскую службу объявлял общеобязательной, всесословной и личной, армия, как и все общество, в начале ХХ века по-прежнему оставалась сословной именно в силу закона, в силу Статьи 8. Освобождение части населения от воинской службы, утверждал Н. Н. Головин, хотя и сохраняется, но «утрачивает прежний сословный характер, оно обусловливается причинами общегосударственного порядка».[387]

При всем уважении к видному военному мыслителю ХХ века, мы не можем согласиться с этим утверждением, потому что Статья 8 входит с ним в противоречие. Больше того, сам «Устав о воинской повинности» (редакция 1897 г.) в Статье 29 гласит: «Сельские обыватели разных наименований, мещане, ремесленники и рабочие люди продолжают числиться в составе тех обществ, к которым принадлежали при вступлении в службу, но освобождаются, во время состояния на действительной службе, от всех взимаемых подушно государственных, земских и общественных сборов; равным образом они освобождаются лично и от натуральных повинностей. В отношении к имуществам, им принадлежащим, означенные лица обязаны платежам податей и иных сборов и отбыванием следующих с тех имуществ повинностей, на общем основании».[388]