Бэтман Аполло - Виктор Пелевин

Что-то тяжелое приземлилось на стол рядом, и я вздрогнул.

Передо мной стояла сильно уменьшенная копия старого советского холодильника — эдакий «ЗиЛ»-бонсай в сорок сантиметров. На нем был даже карликовый магнитик в виде божьей коровки, прижимавший к дверце исписанную микроскопическим почерком бумажку размером с ноготь.

Сзади сверкнула мертвой улыбкой маска халдейского официанта.

— Что это? — нахмурился я.

— Тирамису, ваша низость, — ответил официант, ставя рядом чайный набор. — Тирамису и чай.

Табуретки были старые, советские — грубые и прочные, сделанные в середине прошлого века. Сохранились они идеально — на древней коричневой краске не было ни одной царапины. Казалось, что они пропитаны космической болью — и космической мечтой, которая была просто отражением этой боли, миражом, отзеркаленным в другую сторону…

Табуретки оказались в Хартланде чудом — много десятилетий назад их занесли в одну из мемориальных камер по какой-то технической надобности да и забыли.

А теперь их хранили рядом с комнатой Великой Мыши, и мы с Энлилем Маратовичем регулярно сидели на этих уникальных артефактах во время разносов. Я избегал в таких случаях поднимать глаза на Иштар — и изучил ножки табуреток до последнего сучка и потека краски. Неизвестный зэк, сделавший их когда-то, вряд ли предполагал, что его нехитрый продукт нырнет так низко. Иначе он, наверное, работал бы хуже.

Сегодня мне особенно не хотелось поднимать глаза. Но я не мог ничего с собой поделать и временами поглядывал на мерцающий экран во всю стену тронной камеры.

На экране была библиотека клуба «Haute SOS». А если точно, мои голые ноги. Елозящие на пустом диване.

Хорошо еще, что камера была установлена так, что я попадал в кадр не весь. А то был бы совсем позор.

Самым отвратительным было то, что на соседней табуретке сидел Энлиль Маратович. Иштар почему-то полюбила вызывать нас на ковер вдвоем.

— Ладно, — не выдержал Энлиль Маратович. — Хватит. Возмутительно. Рама Второй, надо же знать меру в распутстве!

Мой взгляд ввинтился в ножку табуретки — словно пытаясь отыскать там щель, в которую могла бы спрятаться душа.

— Милый, — нежно прошептала Иштар, — в твоих изменах есть что-то настолько трогательное… Это так свежо…

— Сам не ведает, что творит, — сказал Энлиль Маратович.

— Я в курсе, — ответила Иштар. — Рама, ты чего глаза прячешь? Чего ж ты жалуешься, что я тебя всего высосала? А сам налево ходишь? Значит, силенки еще есть.

— Я не жалуюсь, — буркнул я.

— Он правда не жалуется, — сказал Энлиль Маратович. — Парень держится молодцом. Я бы так не смог. Может, простим на… Какой это раз?

— Пятидесятый, наверно, — ответила Иштар. — Простить мы простим. Мне другое интересно. Зачем нашим партнерам комар из лимбо?

— Не знаю, — сказал Энлиль Маратович. — Наверно, для общей информационной вооруженности. Но вообще-то у них уже были комары от Дракулы. И много.

— А у нас не было, — сказала Иштар.

— Да, — согласился Энлиль Маратович. — Рама молодец, привез. Не зря мы ему такую престижную премию дали.

— Правда, что их посылает сам Дракула? — спросила Иштар.

Энлиль Маратович кивнул.

— Это пригласительный билет. Его обычно получают потенциальные отщепенцы. Те, кто может клюнуть на его удочку. Персонажи вроде Озириса. Который и клюнул.

— И что там происходит?

— Обычно Дракула читает визитерам длинную и нудную лекцию о своих мистических открытиях. Нормальный вампир засыпает через три минуты.

— Я хочу знать, чему он учит, — сказала Иштар.

— Ничего интересного, правда, — ответил Энлиль Маратович. — Обычная лузерская болтовня.

Голова Иштар мотнулась сначала вверх, а потом вниз. Из-за длинной шеи амплитуда этого движения была такой, что означать оно могло что угодно, от полного согласия до абсолютного неприятия.

— Тогда почему им так интересуются наши партнеры?

Энлиль Маратович молчал.

— Так я и думала, — сказала Иштар. — Никто ничего не знает. Придется выяснить самой.

Она покрутила головой. Это выглядело, словно она стряхивает с шеи воду, но я знал, что она передает приказы через свой гироскопический ошейник.

Прошло несколько секунд, и дверь открылась. В комнату вошла одна из ее прислужниц, похожая на черную вдову из-за закрытого платом лица. В ее руках было большое блюдо, на котором лежал мой служебный вампонавигатор, опечатанный старомодной свинцовой пломбой. Рядом стоял флакон в виде золотой шахматной пешки (еще одно милое напоминание о моем месте в иерархии). Рядом белела тонкая прозрачная змея свернутого контрольного шланга.

— Комар уже переработан в препарат, — сказала Иштар. — Мы приняли решение встретиться с Дракулой лично.

— Ничего не выйдет, — ответил Энлиль Маратович. — Дракула не станет говорить с Великой Мышью.

— Я отправлюсь к нему инкогнито, — сказала Иштар. — В качестве Геры. В сопровождении Кавалера Ночи. Заодно мы выведем во тьму нашу новую прическу…

Великая Мышь каждый раз придумывала свежий дизайн своей анимограммы лично. Она разрабатывала его тщательно и вдумчиво — и я никогда не знал, в каком именно наряде она появится передо мной. Это было известно только моему вампонавигатору, с которого прислужница как раз срезала пломбу. Никто не должен был вмешиваться в труд медиумов-чистильщиков, воплощавших художественные фантазии Иштар в препарате (полностью этой технологии я не понимал — да и не стремился).

— Такое возможно, — сказал Энлиль Маратович. — Но тогда богиня не будет себя помнить.

— Она все вспомнит потом, — ответила Иштар. — А о безопасности путешествия позаботится Кавалер Ночи.

— Я был не стал…

— А я бы стала, — сказала Иштар. — Рама, на жердочку.

— Богиня желает отправиться прямо сейчас? — спросил я.

Она даже не поглядела на меня, ограничившись экономным кивком. В ее манере было столько пренебрежения, столько… Было понятно, что я для нее не больше попугая.

Впрочем, надо было радоваться — относись она ко мне серьезней, вряд ли я пережил бы уже первую свою измену. А с домашнего животного какой спрос?

Энлиль Маратович встал, поклонился и вышел в коридор. При интимных отправлениях Великой Мыши полагалось присутствовать лишь ее прислужницам.

Я поглядел вверх. С потолка спускалась золоченая жердь. Нет, не зря мне пришло в голову сравнение с попугаем.

Через минуту я уже висел напротив Великой Мыши вниз головой. Ее служанка (я не знал ни одной из них по имени) с проворством опытной медсестры воткнула иголку контрольного шланга мне в руку. Такое делалось редко — только в самых ответственных случаях, когда требовалось поддерживать высочайшую надежность контакта. Потом она надела вампонавигатор на мои верхние (теперь уже нижние) зубы. И, перед тем как закрыть мне рот, сделала самое неприятное — капнула туда из золотого флакона-пешки Большой Красной Печатью — препаратом из ДНА Великой Мыши. Крайне сильным препаратом. Это была почти чистая красная жидкость. Она оглушала сразу.