Ангел в эфире - Светлана Владимировна Успенская

Он мне не нравится… Отвратительный цвет! Лучше я выйду в эфир в той одежде, которая мне идет. В своей одежде, купленной на свои деньги!

— Не имеешь права, — делано вздохнула Лена. — Ты давно перечитывала контракт? Одежду ведущей подбирает стилист, и никак иначе…

— А ты свой контракт давно читала? — парировала Настя шутливо, однако со стальным лезвием в голосе.

Ощутив неладное, Лена внимательно взглянула на свою подопечную — однако не разглядела в ее глазах ничего, кроме заботливой сердечности.

— Послушай… — протянула она примирительно, но Настя перебила ее:

— Неужели там написано, что стилисты должны торговать одеждой с рук? И нарушать при этом условия сотрудничества с поставщиками?

Лена, напряженно сглотнув слюну, проговорила после секундного размышления:

— Ладно, Настеныш, чего ты завелась? Если тебе не нравится этот костюм, давай подберем другой…

— Ты не ответила на мой вопрос! — свистящим от гнева шепотом спросила Настя.

— Ничего такого не было…

— Было! Об этом знает вся студия! Не вынуждай меня кляузничать начальству, Ленок…

— Ты ничего не докажешь!

Настя развернула пиджак, который она выкупила утром у редакторши.

— Вот оно, доказательство… Узнаешь? Я-то помню его, как говорится, в лицо, у него есть особые приметы… Три свидетеля в любой момент подтвердят, что я сторговала его у Оксаны… Сначала я предъявлю пиджак руководству, а потом позвоню в бутик и сообщу менеджеру, что ты нарушаешь условия сотрудничества. Вряд ли после такого приличные фирмы захотят работать — и с каналом, и с тобой лично.

Лена поняла: мушка увязила лапки в липком меде, и ей не выбраться оттуда без посторонней помощи.

— Но, Настеныш, тебе не обязательно надевать этот пиджак, — примирительно проговорила она. — Давай подберем тебе другой, а?

— Вот как? — очаровательно улыбнулась Настя. — Ты такая добрая только сегодня или…

— Ну… — Лена задумалась. — Всегда! Теперь — всегда!

— И ты гарантируешь, что моя одежда по тону будет гармонировать с цветом студии?

— Ну конечно, Настя, обязательно… Даю тебе слово! Не понимаю, чего ты взъелась…

— И что пиджаки не будут морщить, заламываться и вообще выглядеть на мне как на корове седло?

— Гарантирую, что нет…

— И что это будет элегантный Ямамото, а не экстремальный Готье?

— Ладно, проехали, я не буду больше заключать контракт с Готье… Во всяком случае, не для тебя.

Неспешно пройдясь вдоль вешалки, Настя коснулась вороха шуршащих костюмов и блузок.

— Пожалуй… — Она задержала руку на нежно-голубой двойке. — Вот что я надену! Как раз подходит к моим глазам…

Лена тревожно встрепенулась:

— К сожалению… Настеныш… Не обижайся, но… Этот костюм отобрала для себя Ельцова.

Сцепив челюсти, Настя молча ткнула пальцем в соседнюю блузку — наобум, для проверки.

— Это блузка Ларионовой… Она в ней вчера выходила в эфир…

— Ленок, но мне совершенно нечего выбрать, — нарочито сожалеюще произнесла Настя. — Придется все-таки «эфирить» в своем костюме… По бедности средств!

Мушка, едва высвободив одну лапку из лакомой медовой трясины, тут же увязила в ней остальные.

Лена просительно прижала ладони к груди:

— Настеныш, прошу тебя…

Плотникова круто обернулась к ней:

— Что, милый Ленок?

— Завтра придет новая коллекция… Ты отберешь для себя лучшие вещи! Ты будешь первой!

— Завтра? И это будет только завтра? — разочарованно вздохнула Настя, намекая на правильный ответ. — Или?..

— Нет, не только завтра… Как скажешь… Всегда, да, всегда!

Укрощенная, взнузданная, стреноженная Лена-Карлсон всем своим существом клялась ей в верности…

Настя, улыбнувшись, чмокнула девушку в щеку.

— Ты прелесть, Ленок! Я знала, что мы с тобой договоримся…

И, цокая каблуками, неторопливо направилась к выходу.

— А как же пиджак? — пролепетала вдогонку укрощенная «прелесть». — Продай его мне… За любую цену!

— Пусть пока повисит в моем шкафу! — улыбнулась Настя. — Он мне так нравится!

Выйдя из гардеробной, девушка прислонилась к стене, унимая сердцебиение. Все это хорошо, но только… Не слишком ли поздно? Успеет ли она воспользоваться плодами сегодняшних усилий? Как бы не пришлось ей уже завтра обивать пороги телеканалов в поисках работы.

Внезапно в конце коридора она приметила массивную фигуру с ежиком вздыбленных волос на макушке — и угадала в ней строевую выправку начальника службы безопасности.

Кажется, ее ищет… Что ж, ей не убежать от расправы. И, вымученно светясь лучезарной улыбкой, она смело двинулась навстречу своей судьбе, упреждая разительный по своей беспощадности удар.

— Вы не меня ищете? — спросила почти кокетливо, ожидая услышать все, кроме прозвучавшего ответа:

— Нет, пока не вас…

Да, она не ослышалась. Пока — нет.

Перед вечерним выпуском Плотникова волновалась, точно впервые оказалась перед камерой. Когда в микроскопическом ушном микрофоне зазвучал обратный отсчет и на суфлере поплыла заставка программы, Настя на миг опустила внезапно отяжелевшие веки, собираясь с духом. А потом, чуть заметно просияв глазами, сыграв лицом, — так, как она умела обозначить радость от встречи со зрителем, который сейчас всматривался в нее по ту сторону экрана, произнесла привычное:

— Добрый вечер! В эфире «Новости», и с вами я, Анастасия Плотникова… Сегодня в выпуске…

Чернел бдительный глаз камеры, ослепительно сияли софиты, создавая привычно удушливую атмосферу, а режиссер незаметно сипел в ухо: «Ирак придержи, пока еще не готов… Сначала про пенсии…»

Она на автопилоте следовала его указаниям, считывая текст с расположенного напротив монитора.

Против ожидания новости были вполне мирные, почти хорошие — она знала, это Антон постарался, смягчив ради нее текст. Зная о ее трудностях, он своей редакторской властью выбросил явно чернушный материал, пожертвовав скандальностью новости во имя… Во имя чего?

Вот имя их дружбы, выходит… Он делает это только ради нее, она знает это. И от этого ей становится немного теплее…

После эфира, как только звуковик отцепил микрофон, ведущая захотела посмотреть сегодняшнюю «картинку» — и осталась ею вполне довольна. И «воздуху» над головой вполне хватало, и пиджак не морщил, и свет был в самый раз, и вообще сама Настя на сей раз держалась с каким-то напряженным восторгом, что, верно, ощущалось зрителями как необъяснимый драйв, распространявшийся вокруг нее концентрическими, высоковольтными кругами.

Пока она любовалась собою, в сумке резко запел телефон.

— Плотникова, ты еще в студии? — проговорил знакомый кавказский голос. — Руководство хочет тебя видеть…

«Руководство» — это означало, что ее хочет видеть Главный.

— Через минуту поднимусь, — отозвалась она, стараясь держаться спокойно, что стоило ей немалых усилий.

— Не нужно, — возразил Гагузян. — Спускайся вниз, к машине.

— Хорошо, — коротко отозвалась девушка, на ватных ногах направляясь к выходу. Она шла, стараясь сохранить на лице остатки эфирного благожелательного спокойствия. Но внутренне она готовилась к худшему.

«Бывают такие минуты, когда нам кажется, что вся наша жизнь поставлена на карту… — задумчиво произнесет