Жук золотой - Александр Иванович Куприянов

В-третьих, не стоит забывать пророческих слов бабушки Матрены Ершовой про Куприка: «Шебутной, как отец… Тоже будешь всю жизнь плясать под гармонь и за юбками бегать!»

Как в воду глядела, старая баптистка. Хотя под гармонь плясалось только в юности. Дальше пошли магнитофоны и ВИА.

В-пятых, наконец!

Не хотите вспомнить, сколько было женщин в тайном списке Пушкина? 180!

«Ты еще с шевалье де Сенгальтом себя сравни, более известным как Джакомо Джироламо Казанова!» – воскликнет все тот же просвещенный, но теперь возмущенный некорректным сравнением автора читатель.

Нехорошо себя сравнивать с Пушкиным.

Хотя сравнивать все время хочется.

Ну хотя бы по части «женского» списка.

Заметили? Опять кавычки. И опять где-то маячит в коридоре Никитка. Растрепанный, но еще романтичный.

Насчет корректности.

Сейчас в русской литературе и около нее всякое творится. Один, еще совсем не старый писатель недавно издал роман про зону затопления очередной ГЭС. Скучный роман, без энергетики. На мой взгляд. Но с неплохим знанием деревенской жизни. Ничуть не комплексуя и не заморачиваясь, автор поставил посвящение Валентину Распутину. Создателю бессмертной книги «Прощание с Матерой». Как бы намекая на то, что сам Распутин благословил его на литературный подвиг. Что бы вы думали?! Кто-то возмутился плагиатом? Прямым использованием писательской идеи? Ничуть не бывало! Оказывается, по-современному его прием называется не плагиатом, а ремейком. Возможны ли ремейки в литературе? Есть даже совпадения по эпизодам. Автор романа-ремейка получил престижную литературную премию. «В порт Маго заходили корабли, большие корабли из океана». Строчки заимствованы мной в детстве из популярной песни про Одессу: «В Одессу заходили корабли…» Я уже вспоминал о них, называя плагиатом.

А может, я создал поэтический ремейк?!

Просто не сориентировался вовремя…

Итак, 180 женщин в Пушкинском списке. Я не собираюсь сравниваться с любвеобильным Пушкиным. Совсем глупым будет такое сравнение. Я намекаю на известную влюбчивость всяких литераторов, взявшихся описывать свои увлечения. Что касается ремейков в литературе, я предложил одному хорошему издательству синопсис моего нового масштабного романа, никому еще неизвестного, под названием «Нюра Ракенина». Роман будет повествовать о трудной судьбе жены крупного чиновника-государственника наших дней, ее влюбленности в молодого, но талантливого силовика Дронского. Оба подсели на наркоту. И вот гонки «Формулы-1». Машина Дронского вылетает в кювет, сломавшись пополам. Он загоняет свою машину и убивает из пистолета недобросовестного механика. Тот не проверил накачку шин перед стартом. А потом сама Нюра бросится под колеса электрички «Сапсан» на маршруте Москва – С.-Петербург. Почему именно Петербург? А откуда у нас все государственники? На романе будет стоять посвящение – Льву Николаевичу Толстому. Интересно, может такой роман представлять на Нобеля? Да запросто! Если написать, как расцветает демократия в Украине и добавить пару глав про кровавый режим питерских. Именно он, режим, и бросил Нюру Ракенину под колеса «Сапсана»…

Прочел книгу Виктории Токаревой «Мои мужчины». Я вообще считаю Токареву одним из самых искренних авторов наших дней. Не разделяя прозу ни на мужскую, ни на женскую. Проза она и в Африке проза. Мы с Викой не знакомы и ни разу не встречались. То есть Токаревой от меня ничего не надо. А мне от нее нужно единственное. Пусть почаще радует нас, поклонников ее дара, пронзительного, как луч света в пыльной комнате без окон. Пусть почаще открывает таинственную дверь, от которой давно потеряны ключи.

А хозяев нет.

В ресторан ушли.

И там увлеклись напитками, пиццей, роллами или стриптиз-шоу. А может, они живут на даче, за городом. Или вообще эмигрировали. Почувствовали себя лишними людьми. Обломовы и Базаровы. Все дела… А в комнате много того, что так необходимо измученной русской душе в двадцать первом веке. Там и плюшевые медвежата в красных вязаных жилетиках. И засохшая ромашка, забытая старшеклассницей в томике стихов, между страницами. И фотография на стене очень близкого человека. Ты ведь знал когда-то, кто она?! Но – забыл.

Никак не вспомнишь!

А тут внезапный луч, и ты узнаешь любимые черты.

«Подперев щеку пухлую пальчиком, гимназистка сидит в белом фартучке». И надпись на обороте: «Мой осенний, любимый, хороший мой! Не забудь меня, твоя Наденька».

Про фильмы Токаревой и говорить нечего! Они стали достоянием поколения. Лично мое мнение. Менять я его не собираюсь. Токарева прекрасная сценаристка. Я считаю, что сценарист первым закладывает фундамент будущего фильма. А все остальные – режиссеры, актеры, композиторы – важны, разумеется, но все они получают свой творческий импульс изначально из сценария. Знаю, что с такой точкой зрения многие не согласятся. Например, Никита Сергеевич Михалков. А вот Зоя Кудря меня поддержит. Зоя Анатольевна, профессор ВГИКа и лауреат Государственной премии, которую она получила за сценарий сериала «Ликвидация». Недавно Кудря написала сценарий по моему кинороману. Тому самому, где романс Рощиной про гимназистку Наденьку. Зоя Анатольевна выбирала сама. Тут я слегка распускаю хвост перед внучкой, которой пообещал написать про нелегкий писательский труд.

Уж Кудря-то чего ни попадя не выберет! Есть у меня такая надежда.

В начале было слово.

Никакой вычурности в рассказах и повестях Токаревой, никаких болезненных изысков. Точная и яркая проза, густая и глубокая, которая пробирает не просто до глубины души, а до самых потаенных ее закоулков. И даже до подворотен.

Подворотни, полагаю, не самое комфортное место для пристанища человеческой души. Там, в подворотнях, случается всякое.

Книга Токаревой поразила меня. Она написала про мужчин, которые стали событиями ее жизни. И ни про одного из них Вика не написала плохого слова! Повторяю – ни про одного. Даже не намекнула. А ведь могло быть, и наверняка было всякое. Про одного только Гию обмолвилась, что знаменитый Данелия уходил в запои. Ха-ха, как говорится. Не встречал в жизни ни одного художника слова – убежденного трезвенника. И написала ведь так, что для читателя осталось загадкой: а что, собственно говоря, между ними было?!

Потому что вопрос: дала ли прекрасная русская писательница Вика Токарева мировому режиссеру Федерико Феллини или нет – все-таки, между нами говоря, остается открытым. Обывательский, прямо скажем, осадочек остается. Интрига завязана… Но вопрос становится неважным на фоне единственно возможной писательской привилегии. О любимых людях, даже если они и не остались с тобой навсегда, нельзя писать плохо. А как Токарева написала об еще одном замечательном человеке, Юрии Нагибине! Открытым мной, увы, с непростительным опозданием. Я завидовал Вике, тому, что она сидела за одним столом и выпивала с Юрием Марковичем. И беседовала с ним. Про Токареву он сказал: «Пишут все. А она – писатель…» В то время я уже был взрослым и мог сидеть с ними за одним столом. Я мог слушать Нагибина, подливать ему в рюмку. Я мог бы, в конце концов, влюбиться в Вику и провожать