Бран Мак Морн: Последний король - Роберт Ирвин Говард

его остановить, выхватил свой меч и вложил его в ножны в теле распятого человека.

Сулла поднялся с властным возгласом гнева; человек по имени Партха Мак Отна сильно вздрогнул, но закусил губы и ничего не сказал. Валерий, казалось, сам был несколько удивлен, когда угрюмо чистил свой меч. Этот поступок был инстинктивным, последовавшим за оскорблением римской гордости, что было невыносимо.

“Отдай свой меч, юноша!” - воскликнул Сулла. “Центурион Публий, арестуй его. Несколько дней в камере на черством хлебе и воде научат тебя обуздывать свою патрицианскую гордость в вопросах, касающихся воли империи. Что, юный глупец, неужели ты не понимаешь, что мог бы сделать собаке более приятный подарок? Кто бы не предпочел быструю смерть от меча, чем медленную агонию на кресте? Уведите его. А ты, центурион, проследи, чтобы стражники остались у креста, чтобы тело не сняли, пока вороны не обглодают кости. Партха Мак Отна, я иду на пир в дом Дометрия – ты составишь мне компанию?”

Эмиссар покачал головой, не сводя глаз с обмякшего тела, распростертого на кресте. Он ничего не ответил. Сулла сардонически улыбнулся, затем встал и зашагал прочь, сопровождаемый своим секретарем, который церемонно нес кресло, и флегматичными стражниками, рядом с которыми шел Валерий, опустив голову.

Человек по имени Партха Мак Отна набросил широкую складку своего плаща на плечо, остановился на мгновение, чтобы взглянуть на мрачный крест с его ношей, мрачно вырисовывающийся на фоне багрового неба, где собирались ночные тучи. Затем он отвернулся, сопровождаемый своим молчаливым слугой.

Глава.2.

Во внутренних покоях Эббракума человек по имени Партха Мак Отна хищно расхаживал взад и вперед. Его ноги в сандалиях бесшумно ступали по мраморным плиткам.

“Гром!” он повернулся к скрюченному слуге: “хорошо, я знаю, почему ты так крепко держал мои колени – почему ты пробормотал "Помощь лунной женщины" – ты боялся, что я потеряю контроль и предприму безумную попытку помочь этому бедняге. Клянусь богами, я верю, что этого хотел пес Роман – его боевые псы в железных доспехах пристально следили за мной, я знаю.

“Боги черные и белые, темные и светлые!” он потряс сжатыми кулаками над головой в порыве черной страсти, “Что я должен стоять рядом и смотреть, как моего человека убивают на римском кресте – без правосудия и без суда, кроме этого фарса! Черные боги Р'лайех, даже вас я бы призвал к разрушению Рима! Клянусь костями Ктулху, люди будут умирать, стеная за это деяние, и Рим будет вопить, как женщина в темноте, наступившая на гадюку!”

“Он знал тебя, господин”, - сказал Гром.

Другой опустил голову и закрыл глаза жестом дикой боли.

“Его глаза будут преследовать меня, когда я буду лежать при смерти. Да, он знал меня, и почти до последнего я читал в его глазах надежду, что я все же смогу помочь ему. Боги и дьяволы, неужели Рим собирается убивать моих людей у меня на глазах? Тогда я не король, а собака!”

“Не так громко, во имя всех богов!” - испуганно воскликнул слуга. “Если бы эти римляне заподозрили, что ты Бран Мак Морн, они пригвоздили бы тебя к кресту рядом с тем другим”.

“Скоро они узнают, ” мрачно ответил король, “ Слишком долго я оставался здесь под видом эмиссара, шпионя за моими врагами. Они играли со мной, эти римляне – по крайней мере, так они думали, – маскируя свое презрение только под изысканную сатиру и тонкую насмешку. Бах! Я видел их травлю насквозь; оставался невозмутимо безмятежным и проглатывал их оскорбления. Но это – клянусь исчадиями Ада, это выше человеческих сил! Мой народ надеется на меня – если я подведу их – если я подведу хотя бы одного – даже самого низкого из моего народа, кто поможет им? К кому они обратятся? Клянусь богами, я отвечу на насмешки этих римских собак черной стрелой и острой сталью!”

Мгновение он расхаживал по комнате, задумчиво склонив голову. Медленно его глаза затуманились от мысли, настолько страшной, что он не стал высказывать ее вслух ожидающему Грому.

“Я немного ознакомился с лабиринтами римской политики за время моего пребывания в этой проклятой пустоши из глины и мрамора, ” сказал он, “ Во время войны на стене Тит Сулла, как губернатор этой провинции, должен поспешить туда со своими центуриями. Но Суллу мало заботит противостояние копьям вереска – поэтому он посылает Кая Камилла, который в мирное время патрулирует болота запада. И Сулла занимает свое место в башне Траяна, зная, что ему нечего бояться там, кроме случайных набегов диких бриттов с Запада. Ha!”

Он сжал Грома стальными пальцами.

“Гром, возьми красного жеребца и скачи на север! Пусть трава не растет под копытами жеребца! Кормак на Коннахте был мрачен, потому что не было войны – что ж, прикажи ему сесть на коня и отправиться на бойню! Скажи ему прочесать границу мечом и факелом! Пусть его дикие гэлы наслаждаются бойней. Через некоторое время я буду с ним. Но пока у меня дела на западе ”.

Глаза Грома сверкнули. Не говоря ни слова, он повернулся и покинул присутствие короля, который подошел к зарешеченному окну и выглянул на залитую лунным светом улицу.

“Подожди, пока сядет луна, ” мрачно пробормотал он, “ Тогда я выберу дорогу в – Ад! Но прежде чем я уйду, мне нужно заплатить долг”.

До него донесся крадущийся стук копыт по флагам.

“Он пройдет через ворота”, - пробормотал он, “Даже Рим не сможет удержать пиктский рейвер! С золотом, которое я дал ему, и его собственным ремеслом он найдет ключ ко всем воротам между этим домом и вереском! Теперь я буду спать, пока не сядет луна ”.

С рычанием на мраморный фриз и дорические колонны, как предметы, символизирующие Рим, он бросился на кушетку, с которой уже давно нетерпеливо сорвал подушки и шелковую материю, как слишком мягкие для его крепкого тела. Ненависть и черная страсть мести кипели в нем, но он мгновенно уснул. Первый урок, который он усвоил в своей горькой и трудной жизни, состоял в том, чтобы при любой возможности урывать сон, подобно волку, который урывает сон на охотничьей тропе. Обычно его сон был таким же легким и без сновидений, как у пантеры, но сегодня все было иначе.

Он погрузился в ворсистые серые бездны сна