Царская экспертиза - Ольга Ракитина

Александра Егоровна не стала отставать от окружающих и попросила холодной телятины с шампанским. Таких посещений театров в жизни Шумилова ещё никогда не было.

Появление Александры Егоровны в сопровождении неизвестного местной публике мужчины не осталось незамеченным присутствующими. Алексей Иванович очень скоро понял, что госпожу Максименко здесь знали многие, причём демонстрировали отношение к ней в высшей степени уважительное. Не прошло и пяти минут с момента их появления, как официант принёс «от стола Абрама Ефимовича с выражением глубокого почтения — с передачу — с». «Передача» оказалась бутылкой шампанского «veuve Clicquuot», а сам Абрам Ефимович с поклоном поднял рюмку коньяку. Затем была поднесена ещё одна бутылка шампанского; жёлто — золотистый «Ruinart» прислал представительный мужчина с золотой цепью через всё брюхо в палец толщиною. Шумилов стал всерьёз опасаться, что посещение театра на языке Александры Максименко — это всего лишь эвфемизм, равнозначный понятию «напиться», ибо выпить три бутылки шампанского в первом отделении спектакля, по его мнению, было явным перебором.

Никто из присутствовавших к их столику не подходил, хотя многие издалека кланялись Александре Егоровне и, видимо, живо обсуждали факт её появления. Шумилова рассматривали пристрастно, он чувствовал на себе взгляды многих глаз, и это было чрезвычайно неприятно; однако он стоически играл роль ничего не замечавшего ухажёра, прекрасно понимая, что именно с этой целью хитрая вдовушка устроила весь этот «выход в свет». На его счастье поднесённые бутылки не были немедленно открыты, и Александра Егоровна распорядилась отнести и передать их слуге, дожидавшемуся перед театром в коляске. Вдовушка пребывала в прекрасном расположении духа, беспрестанно щебетала, рассуждая по большей части о сущих безделицах и отвлечённых материях, в которых мало что смыслила.

Шумилов надеялся, что пройдя в зал, Александра Егоровна усмирит фонтан собственного красноречия, но надежде этой не суждено было сбыться. Усевшись во время антракта в ложе, она принялась было рассказывать ему о наиболее примечательных людях, замеченных в зале, но все её характеристики сводились к сентенциям, типа, «тот весьма и весьма состоятелен», а «этот чрезвычайно богат». Шумилов отделывался более или менее односложными ответами и чувствовал себя в обществе этой женщины совершенно не в своей тарелке.

Сама госпожа Арсеньева, может быть, и была актрисой чрезвычайно одарённой, но Шумилов этого понять так и не смог, поскольку у Александры Егоровны во втором отделении открылась сначала отрыжка, а затем икота. Видимо, холодная телятинка, отлакированная шампанским, легла в желудке, не совсем так, как должна была. Впрочем, Александра Егоровна отнеслась к физиологическим проявлениям жизнедеятельности собственного организма с завидной толикой самодовольства и нисколько не смутилась; Шумилов же от приключившегося конфуза испытал куда большее смущение, нежели она сама.

Не дождавшись окончания второго отделения, Александра увела Шумилова покататься по городу, благо в её распоряжении был прекрасный, на рессорном ходу, собственный экипаж с кучером. Алексей истолковал предложение покататься таким образом, что вдова пожелала привнести в их общение романтическое настроение, и заподозрил, что этим вечером с её стороны должны последовать намёки, либо открытые предложения, интимного свойства. Все попытки Алексея Ивановича навести разговор на обсуждение вопроса о покупке земли оказались безуспешны: Александра Егоровна отшучивалась и не желала говорить на эту тему. Из этого Шумилов заключил, что данный вопрос с ним будет обсуждать вовсе не она; в ближайшее время, возможно, прямо этим вечером, должен будет проявить себя подлинный инициатор этой сделки, тот человек, о существовании которого Шумилов подозревал, но знаком с которым до сих пор не был. Алексей Иванович считал, что таковым лицом является мать Александры Варвара Андреевна Протасова.

Вечерняя прогулка в коляске, в ходе которой была опорожнена вторая бутылка шампанского, добавила голове хмеля, а рукам смелости. Вдова вела себя на удивление шустро, словно была не обладательницей миллионного состояния, а обычной кафешантанной певичкой, отправившейся на прогулку с дарителем дорогого букета. Она откровенно прижималась к Алексею Ивановичу, перепачкала его светлый пиджак губной помадой и тушью, хватала руками за брючный ремень и вообще вела себя с ним так, словно они уже давно были любовниками. Александра Егоровна явно форсировала события, только Шумилов не мог понять, для чего именно: то ли оттого, что вопрос со сделкой требовал безотлагательного решения, то ли этот самый вопрос был всего лишь оправданием для очередной интрижки беспутной вдовушки.

Когда они подъехали к дому Александры Егоровны, та развязно предложила Шумилову «зайти и допить шампанское». По мере движения по комнатам энергичная вдова теряла предметы своего туалета — перчатки, веер, туфли, сумочку — и в одной из неосвещённых комнат она предприняла решительную атаку на Шумилова. Алексей Иванович сначала был притиснут к стене, а затем повален на рядом стоявший диван; Александра Егоровна явно преследовала самые решительные цели, и Шумилов даже подумал, не стоит ли ему уступить женскому натиску? Соблазн таким вот опосредственным образом унизить Аристарха Резнельда был велик, но Алексей Иванович предпочёл не использовать благоприятную ситуацию прежде всего потому, что не верил в искренность Александры Егоровны и подозревал, что сцена его общения с нею на диване протекает на глазах постороннего лица, возможно, даже не одного.

Поэтому Шумилов пресёк все поползновения купчихи на интимность и заявил, что он сейчас уезжает. Александра Егоровна как будто бы мигом протрезвела, взяла себя в руки и вполне будничным тоном попросила подождать пару минут. Она вышла из комнаты и до слуха Шумилова донеслись приглушённые женские голоса, что — то живо обсуждавшие в соседней комнате. Алексей Иванович улыбнулся: госпожа Протасова, стало быть, всё это время занимала позицию за дверью. Видимо, подслушивать и подглядывать друг за другом было вполне в традициях этого дома.

Очень скоро Александра Егоровна вернулась в сопровождении женщины, которая действительно оказалась её мамашей. Шумилов не без любопытства рассматривал маленькую, тучную, быструю в движениях нечёсаную женщину, которую ему довелось видеть в первый раз. Может быть, в далёкой молодости она и была весьма привлекательна, но сейчас её шея, покрытая пигментыми пятнами, вызывала отвращение, а лицо с опущенными вниз уголками рта, имело выражение, характерное для неисправимого брюзги. Как очень скоро понял Алексей Иванович, эта женщина являла собой типичный образчик ленивой умом, но самодовольной купчихи, презирающей всякого, кого считала беднее. После краткого взаимного представления Протасова заговорила с Шумиловым нелюбезно, отрывисто, чуть ли не лая:

— Господин Щумилов, вам давно известно о нашем намерении приобрести землю. Огласите свои условия и давайте решим, как нам действовать далее.

Протасова даже не предложила сесть, они так и разговаривали стоя на пороге комнаты. Политеса у этой госпожи было ещё меньше, чем у её дочки, но Шумилов решил ей подыграть, изобразив из себя человека жадного и неумного. Для него было очевидно, что именно с такими людьми Варвара Андреевна предпочитала иметь дело.