Фантастичнее вымысла - Чак Паланик

Будь сейчас Тамус здесь, я бы сказал ему, что сама память — это тоже pharmakon.

Счастье Ги Пирса основано целиком и полностью на его прошлом. Он должен завершить нечто такое, чего сам толком не помнит. Нечто такое, что он помнит неверно, потому что воспоминания чересчур мучительны.

Я и Ги — мы с ним срослись бедрами.

Мои две ночи в Карсоне, штат Калифорния, — если посмотреть на выписанный по кредитке чек, то я их помню. Ну, вроде как помню. Я тогда позировал на фото для журнала «GQ». Сначала они хотели, чтобы я лег на груду резиновых фаллосов, но потом мы пришли к компромиссу. В тот вечер присуждали премию «Грэмми», поэтому все до последнего приличные отели в Лос-Анджелесе были забиты под завязку. Согласно второму чеку, чтобы добраться до места съемок, это стоило мне семьдесят баксов за поездку в такси.

Ага, вспомнил.

Модельерша рассказала мне, что ее чихуахуа умеет сосать собственный пенис. Народ обычно умилялся, глядя на эту ее псину, до тех пор, пока та не выбегала в центр комнаты во время какой-нибудь вечеринки и не начинала прилюдно заниматься собачьим онанизмом. Чем способствовала тому, что вечеринки в доме ее хозяйки стали случаться все реже и реже.

Фотограф рассказывал мне кошмарные истории о том, как фотографировал Минни Драйвер и Дженнифер Лопес.

Во время другого сеанса фотосъемки для каталога Аберкомби и Фича фотограф поведал мне, что его любимец чихуахуа «страдает дисфункцией втягивания пениса». Как только у песика встанет, этот парень — я имею в виду фотографа — вынужден всякий раз проверять, не слишком ли туго натянута у его питомца крайняя плоть.

Ага, вот и на меня нахлынули воспоминания.

Теперь в любое время суток в моем мозгу огромными буквами высвечено предостережение: НИКОГДА НЕ ЗАВОДИТЕ ЧИХУАХУА.

После съемки для «GQ» — где на мне был дорогой прикид и я стоял в туалете самолета (разумеется, студийная имитация) — один кинопродюсер отвез меня в прибрежный отель в Санта-Монике. Отель был огромный и дорогой, там был ужасно шикарный бар, который выходил на террасу, с которой можно было любоваться тем, как солнце прямо на ваших глазах погружается в океан. До начала церемонии вручения «Грэмми» оставался примерно час, и красивые люди в дорогих вечерних нарядах ужинали, пили и заказывали себе лимузины. Закат, толпы народу, я и мой стакан с выпивкой, причем я все еще накрашен, как для фотосъемки, правда, ужасно красиво и профессионально. Я бы прямо так и умер и воспарил бы к голливудским небесам, пока что-то не шлепнулось мне в тарелку.

Заколка.

Я потрогал волосы и нащупал в них еще с дюжину заколок, причем все они наполовину торчали из моих залитых пленкой лака волос. Здесь, на виду у музыкальной аристократии, ощетинившись заколками и роняя их при каждом движении головы, я был этаким пьяным персонажем «Бриолина».

Странно, но без чека я бы ничего этого не вспомнил. Именно это я и понимаю под словом pharmakon. Только не надо ничего записывать.

Вот и еще один официант только что обслужил меня бесплатно, потому что я «тот самый парень».

Я тот самый парень, который написал ту самую книжку. Книжку под названием «Бойцовский клуб». Потому что в этой книжке есть эпизод, в котором официант, состоящий в таком вот бойцовском клубе, подает рассказчику бесплатно еду. Теперь по этой книжке снят фильм, в котором Эдвард Нортон и Елена Бонэм Картер получают бесплатно еду.

Затем редактор одного журнала, еще один редактор еще одного журнала, звонит мне, и голос у него недовольный, потому что он хочет направить писателя в подпольный бойцовский клуб, расположенный в районе, в котором он живет.

— Это классно, чувак, — сообщает он мне из Нью-Йорка. — Ты, главное, скажи, где он находится. Не беспокойся, все будет тип-топ.

Я отвечаю ему, что такого места нет. Нет никакого тайного общества клубов, в которых парни молотят друг дружку и жалуются на свою скучную жизнь, бессмысленную карьеру, беспутных отцов. Бойцовские клубы — чистой воды вымысел, плод авторского воображения. Невозможно найти где-либо такой клуб. Это мое писательское детище.

— Ладно, — отвечает он. — Как скажешь. Если ты нам не доверяешь, то черт с тобой, старикан.

Издатель присылает мне очередную стопку писем. Это письма от молодых читателей — те сообщают, что они посещают бойцовские клубы в Нью-Джерси, Лондоне или Спокейне. Они рассказывают мне про своих отцов. Среди сегодняшней почты есть также бандероли с браслетами для часов, кофейные чашки и прочие призы, полученные за участие в сотнях конкурсов, в которые отец записывал нас с братьями и сестрами без нашего ведома.

Отчасти «Бойцовский клуб» соответствует истине. Это в меньшей степени роман и в большей степени антология жизни моих друзей. Я действительно страдаю бессонницей и неделями брожу по ночам, не в силах уснуть. Знавал я и сердитых официантов, гадящих в пищу. Мои друзья действительно бреют себе головы. Моя подруга Эллис действительно делает мыло. У многих моих знакомых проблемы с отцами.

Даже моему отцу кажется, будто его отец гнусно с ним обошелся.

Но теперь та малая часть романа, которая была выдумкой, все чаще и чаше обретает реальную жизнь. Вечером за день до того, как я в 1995 году отправил рукопись литературному агенту и мой будущий роман представлял собой лишь полсотни страниц машинописи, одна из моих подруг пошутила, что хочет познакомиться с Брэдом Питтом.

Я в свою очередь пошутил, что хотел бы оставить работу писателя-сборщика, который дни напролет валяется под грузовиками с дизельными двигателями.

Теперь эти странички обернулись фильмом режиссера Дэвида Финчера, в котором снялись и Питт, и Нортон, и Бонэм Картер. Зато я стал безработным.

Руководство студии «XX век Фокс» позволило мне приводить на съемочную площадку друзей, и каждое утро мы завтракали в одном и том же кафе в Санта-Монике. Каждое утро нас обслуживал один и тот же официант по имени Чарли, у него были густые волосы и внешность кинозвезды. И вот однажды утром Чарли выходит к нам из кухни, и голова у него обрита наголо. Это Чарли сходил в кино.

Моим друзьям, некогда официантам-анархистам с бритыми головами, подавал яичницу настоящий официант, он же актер, и теперь он играл мнимого официанта-анархиста с обритой наголо головой.

Точно такое же ощущение возникает, когда оказываешься в парикмахерской между двумя зеркалами и видишь в зеркале отражение собственного отражения и так до бесконечности…

Теперь официанты отказываются брать с меня деньги. Издатели ворчат на меня. Мужчины отводят меня в сторону, отловив на встречах с читателями в книжных магазинах, и умоляют назвать адрес местного бойцовского клуба. Женщины на полном серьезе спрашивают: «А существуют подобные клубы для женщин?»

Ночной бойцовский клуб, когда можно вычислить в толпе какого-нибудь незнакомца, а затем измордовать его до полусмерти?…