Невинность в жертву - Дана Стар

Затем мы вернулись домой и начали новую жизнь, но вот свадьбу я пока захотела отложить. Мне нужно немного восстановиться и набраться сил после родов.

Кто бы мог подумать, что вечером… меня ждал жуткий сюрприз.

В дверь постучали. Иду открывать. Дернув ручку, ужасаюсь, когда вижу на пороге темную фигуры. Картинка почти как в фильме ужасов.

— Мия!

Шепчет это непонятное тело осипшим голосом, показываясь на свет. В мои плечи впиваются чьи-то холодные, острые пальцы. Пугаясь, я не сдерживаю крик. Тут же отскакиваю назад, а потом с облегчением выдыхаю, когда вижу, как из тени показывается знакомое лицо.

— Мама?!

Честно сказать, я не узнала свою мать. Она была похожа на какую-то беспризорницу, живущую на вокзале.

— Девочка моя…

Неужели!

Явилась.

Я думала она умерла…

От нее несколько долгих месяцев не было вестей. Мать длительное время не выходила на связь, а тут как призрак из-под земли явилась. Рустам хотел нанять людей, чтобы они занялись её поисками, но я его переубедила. Мне просто все надоело! Я решила её забыть. Отпустить, начать новую жизнь. Если бы он её нашел, начались бы разбирательства, истерики, скандалы. А мне всё это надоело, я решила отпустить пережитки прошлого и начать новую жизнь. Но мать неожиданно вернулась. Вспомнила, что у нее есть дочь. Или вернулась лишь потому, что попала в беду? А может у неё деньги закончились?

Но не потому, что соскучилась. В самую последнюю очередь.

Я всматриваюсь в её лицо, без отвращения не могу спокойно смотреть.

Она сейчас выглядит лет на тридцать старше, чем обычно. Мать сильно похудела, почти иссохла вся. Я уже даже сомневаюсь, моя ли это мама? Или её неудачная копия из фильма ужасов.

Голос вроде похож. Но хриплый, надорванный. Лицо бледное, бледное, покрытое морщинами.

— Мия! Ты кричала?

Позади появляется Рустам, а за ним несколько охранников.

Выглядит взволнованным.

Он хватает меня за локоть и оттаскивает назад, размыкая её костлявые руки на моих плечах.

— Виталина?

Рустам рычит так злобно, что мне кажется, он готов её прибить на месте без суда и следствия.

— Да, это я, — мать тяжело вздыхает.

Её потряхивает, и она вся промокла. На улице идет дождь.

Рустам молчит, сжимая челюсти. Он слишком напряжен! Его восхитительное тело превратилось в чистую сталь. Он держится из последних сил, чтобы не сорваться.

— Убирайся, — просто цедит сквозь сжатые зубы. — Вон из моего дома.

Мать опирается о стену и начинает закашливаться. Я дергаюсь в ее сторону, но Рустам удерживает меня мертвой хваткой.

— Убрать её. Чтобы я больше никогда не видел эту дрянь!

Он жестко отдаёт приказ охранникам.

— Стойте! Она же… ей плохо.

— Её проблемы, — холодно заявляет он.

— Пожалуйста, я всего лишь переночую и уйду, обещаю! — хрипя, умоляет она.

— Рустам, мы не можем… там дождь.

Я ненавижу мать также сильно, как Рустам. Но всё же она моя мать. Её хотя бы нужно накормить и согреть, а потом пусть убирается, когда дождь утихнет. Я зла на нее, и это мягко сказано, но мы же не совсем уже звери.

Я ненавижу мать за то, что она просто исчезла на несколько месяцев с деньгами Эдуарда — наверно прогуляла их где-то за границей. Да, из его дома пропало несколько ценных вещей, включая деньги.

Давид обвинил в этом, конечно же, меня. Теперь я точно знаю, кто приложил к этому руку и кто всегда нами с сестрой манипулировал, прикрываясь тем, что “я же ваша родная мать”, “мать плохого не посоветует”, “вы должны спасти нашу семью”.

— Я всё это время жила в Неаполе. Меня, одинокую женщину там… ограбили, едва не продали в рабство! Я чудом смогла с-сбежать! Я попала в лапы к н-нехорошим людям, Мия!

Не верю.

Теперь не верю ни единому её слову.

— Почему ты сбежала?

— Я испугалась. Просто испугалась… Тебя-то Рустам взял под своё крыло, а меня защитить было некому. Полиция тут как тут! Жизни мне не давали, мучая своими допросами после смерти Эдуарда.

— Ты снова пытаешься хитрить и давить на жалость! Только ради просьбы Мии я не стану тебя убивать.

— Я хочу увидеть внука! Я имею право!

— Ты останешься здесь на ночь, пока не стихнет дождь. Мы дадим тебе кров, одежду, еду. Завтра вечером ты исчезнет. Надеюсь, что навсегда. Я даю тебе ровно сутки, чтобы ты исчезла из города. Куда хочешь! Это твои проблемы. Если не выполнишь мой приказ, клянусь, тебя ждёт та же участь, что и… Ярослава.

На этих словах Рустам развернулся и направился к лестнице, когда на втором этаже раздался плач малыша. Наш сыночек проснулся. У Рустама на его крик всегда срабатывает инстинкт и он, бросив все, даже самые важные дела, спешно бросается к малышу.

— О, неужели это мой внук! — мать заулыбалась.

— Нет мама, нет… — качаю головой. — Мы больше не семья. Я не могу простить тебе того, что ты сделала. Эли… Эли больше нет. А ты даже на похороны ее не приехала! И вообще ни разу на могиле была!

— Была! — сплевывает она, пошатываясь. — Конечно была!

Мне кажется мать пьет. Пьет и не просыхает. От нее разит алкоголем. И она снова врёт. Тонет в своей гнилой лжи. Каждое её слово — ложь!

— Правда?! Была? Тогда скажи, где ее могила? Адрес назови.

Она называет от балды.

— Не угадала, — я издаю истерический смешок, обхватив себя руками. — Опять ты врешь! Хоть бы постыдилась врать хотя бы об этом!

Глаза начинает жечь от наворачивающихся слёз.

— Эля умерла такой молодой! Ради денег и статуса ты разрушила наши жизни. И ты даже не поздравила меня с рождением сына!

— Я… я… — пытается как-то оправдаться, пряча глаза, — я заболела. Очень сильно б-больна…

Я почти разрыдалась. Внутри меня воюют две противоположности. Всё же она моя мама… И она не всегда была такой. После смерти отца её словно подменили. Но я должна поступить именно так. Я должна выставить её вон! Она это заслужила.

Развернувшись, я пошла вслед за Рустамом, решительно завершив наш диалог на недосказанной ноте.

* * *

Я послала вниз прислугу, чтобы они помогли матери привести себя в порядок. Больше у меня не было желания её видеть, тем более с ней разговаривать, слушая её бредни.

Маме оказалось плевать на своих дочерей, мужа, дом. Непонятно вообще, что у неё в голове. Она стала просто отвратительной эгоисткой, помешанной на деньгах.

А я хочу навсегда забыть о прошлом. Она — чистое его напоминание.