Мой кровный враг - Наталья Шнейдер

– друзья магистра подтвердят любую его ложь. Хотя… Эйлин. Она могла бы назвать хотя бы несколько имен. Одно уже назвала. Алек Сандерс. Действительно младший сын одного из наших соседей. Ровесник Ричарда.

Но почему бы младшему сыну не податься в разбойники? Особенно если род на грани разорения, а сам он никогда не знал, что такое честь? Надо будет улучить момент и поговорить с Эйлин снова. Чуть позже, когда она успокоится.

Нести ее не пришлось – от моего крика Эйлин очнулась, шарахнулась, увидев склонившегося над ней Алана. Ева мгновенно поймала ее, обняла, заговорила что-то негромко и ласково – и леди перестала дрожать. Ева стянула с себя котту, надетую на кольчугу, накинула на Эйлин поверх разорванного платья – теперь, даже если плащ и распахнется, никто не увидит ничего лишнего. Плащ наверняка содрали с кого-то из мертвых, но вряд ли стоило сейчас об этом вспоминать. Ева подставила Эйлин локоть, та его приняла, все еще настороженно оглядываясь на остальных. Кажется, ей тоже не терпелось оказаться как можно дальше от этой поляны.

Моя лошадь безмятежно общипывала белые зонтики сныти в паре ярдов от трупа чернявого. Эйлин обошла его кругом, я замедлила шаг. У мертвеца остался мой кошелек, и его было жаль. Но не настолько, чтобы обшаривать тело.

– Это потеряла? – Алан жестом фокусника извлек из-под котты мой кошелек.

– Как ты узнал? – удивилась я. Запоздало спохватилась: – Спасибо.

И когда успел? Пока я цеплялась за Ричарда? Вспомнить стыдно…

– К вашим услугам, – Алан широко улыбнулся. Поклон вышел идеальным, точно не в лесу рядом с покойником мы стояли, а посреди бальной залы.

– А понять, что эта вещь тебе дорога, было нетрудно. – Он помолчал. – Мать вышивала?

– Нет, сама. Но все равно было бы жаль потерять.

Память о тех днях, когда у меня не было других забот кроме учебы, подруг, кавалеров и, вот, рукоделия.

– Ух ты! – восхитился Алан. – Да ты просто кладезь талантов.

– Льстец, – невольно улыбнулась я. – Шить, вязать и вышивать учат всех.

– Учат, может, и всех, но не у всех так получается.

Он перевел взгляд на остальных, и я вслед за ним. Эльф держал лошадь под уздцы, Ева помогала леди Эйлин взобраться в седло, магистр ждал, прислонившись к дереву. Мазнул по нам равнодушными взглядом, снова уставился на леди Эйлин.

А меня никто и не спросил, согласна ли я уступить ей лошадь. Впрочем, я не возражала – эта капризная скотина меня изрядно взбесила. Отец, вот, любил норовистых лошадей, а я предпочитала спокойных, хорошо выезженных, чтобы не превращать любую поездку в поединок воль.

Когда Эйлин утвердилась в седле, магистр удовлетворенно кивнул и зашагал к дороге. Двигался он, как человек в изрядном подпитии, которому очень нужно выглядеть трезвым: чересчур плавно, чересчур осторожно. Акиль, уже переставший хромать, нагнал его, что-то спросил. Магистр покачал головой, эльф приотстал на шаг. Выглядело это так, будто эльф собирается подхватить командира, если вдруг тот начнет падать. Много крови, видимо, потерял.

А ведь если бы он погиб сегодня, мне никто бы и слова не сказал. Никто не успел бы вмешаться в бой, который Ричард проигрывал, да, кажется, и заметить-то этого не успел, занятый собственной схваткой. Зачем я влезла, зачем? Что на меня нашло? «Кровь – не водица», сказала Ева. Отец, глядя на меня сейчас, наверное, скривился бы. «Не наша кровь. Среди Эйдо слабаков не было». Оказывается, я просто кисейная барышня: не то что собственноручно убить не смогла, даже не вышло просто смотреть, как это делают другие. Он ведь заслужил смерть…

В памяти вдруг всплыл разбойник, завалившийся на землю с ножом в горле – с ножом, который в него вонзила моя рука. Воображение мгновенно заменило чужое лицо на другое – со шрамом через всю левую щеку. Я словно воочию увидела, как безразличие смерти стирает с этого лица всякое выражение. А перед тем на нем промелькнули не ненависть и страх, а… изумление. Я словно наяву ощутила кровь на руках, посмотрела на свои ладони – и в самом деле, линии на них были багровыми, не оттерлась разбойничья кровь до конца.

Если бы не вмешалась, что бы я почувствовала? Удовлетворение от свершившейся мести?

Сожаление и ужас. Аж дыхание перехватило. И ослабели колени, пришлось остановиться.

Что со мной? Может, это чары? Будут меняться разум и тело – так сказал магистр, и я решила, дело лишь в скорости реакции и увеличившемся резерве. Но вдруг разум не меняется, а подчиняется, становясь безусловно преданным… даже не ордену, а его главе?

Но тогда бы он не потребовал клятв, зачем обеты тому, кому и без того будут верно служить под влиянием чар? Или обеты должны были удержать меня до тех пор, пока чары не перемелют разум? Да, я никогда не слышала о подобных, но я никогда и не слышала и о том, что можно спасти зараженного чумой или – чуять эмоции проклятых тварей.

Неужели я – уже не я?

– Роза? – окликнул Алан. Оказывается, он успел меня обогнать, пока я стояла столбом. – Что случилось? На тебе лица нет.

– Все хорошо, – отмахнулась я.

– Позволь не поверить. – Он подставил локоть. – Обопрись. Это просто… Боевой шок. Пройдет.

Я бездумно подхватила его под руку. Может ли быть, что преданность Алана магистру – преданность все троих магистру – вовсе не дань дружбе, а лишь следствие тех же чар? Что я знаю о них?

Хотя бы то, что, убив моего отца, Ричард сдался страже в обмен на свободу тех, кто был с ним. Сэр Грей написал мне об этом. Написал и повторил в недавнем разговоре, а ему вовсе незачем было выгораживать магистра. И Алан упоминал о том же. «После того, как мы отбили его в столице…»

Нет, дело не в чарах. Дело в Ричарде. Как в нем одном уживаются лжец и человек, готовый пожертвовать собой ради друзей?

Или не было никакой жертвы, и он заранее знал, что те пятеро не будут сидеть сложа руки? К слову, где еще двое? Помнится, Алан сказал, что лишился во время битвы в столице двоих лучших друзей – он их имел в виду?

Я глянула вперед – остальных было почти не видно среди деревьев. Понизила голос.

– Как ты познакомился с Ричардом?

– Почему ты спрашиваешь? – так же негромко и удивленно поинтересовался он. – В смысле, почему именно сейчас?

И что ему сказать? Что я подозреваю, будто ритуал хранителей привязывает меня к магистру, как до того привязал