Встревоженные тугаи - Геннадий Ананьев

– Стреляли в ущелье. Вот я и подумал, не нужна ли наша помощь?

– Пустяки, – успокоил его Голубин. – Случайный выстрел. Я как раз с этим разбираюсь.

Удивлены и Кахоянов, и гость. Правда, старший лейтенант благоразумно смолчал, чабан же не нашел нужным прятать свое удивление!

– Выстрел разве? Очередь была. Длинная.

– Вот это и мне непонятно. С предохранителя сорваться может на одиночный. Такое бывает. Но чтобы на автоматическую? Не бывало еще на моей памяти такого. Думаю, солдат чего-то запутался. Хотя он уверяет, что случайно все вышло. Но, в общем, все это – пустяки. Разберемся. За беспокойство же – спасибо. По-дружески это.

Повар, постучавши, внес на подносе чай, сахар, печенье, масло. Все из доппайка офицеров. Гость наигранно восхитился:

– Давно печенье не видел.

Выпили по чашке чая, поговорили о делах чабанских, особенно об ящуре (Голубин очень уж этим интересовался), не привела ли эпидемия к массовому падежу. Узнавши, что ветврач своевременно выявил угрозу и предотвратил ее, продолжая теперь неусыпно следить за отарой, Голубин даже, похоже, обрадовался. Не единожды похвалил профессионализм ветеринарного работника. Гость с этим тоже горячо соглашался.

Отняв довольно много времени у офицеров, старший чабан наконец откланялся. Провожать его пошел старшина заставы. Когда же Голубин вернулся, Кахоянов встретил его вопросом:

– Чего темнил? Мы же должны лепить из него хорошего себе помощника.

– Не верю я ему.

– Так нельзя к людям.

– Возможно. Но я ему не верю. Теперь я и насчет Мергена сомневаюсь. Похоже, слишком много случайностей. Давай, Валентин Владимирович, продолжим допрос. Глядишь, до приезда начальства раскусим орешек. Чтоб лавры все нам самим остались.

– Я не против доброго поощрения, но… Впрочем, давай и в самом деле продолжим допрос.

Увы, их желание приостановил доклад часового с вышки: из ущелья выехал уазик и движется к заставе.

– Гость на гость – хозяину радость, – вздохнул Голубин. – Пойду встречу.

Вернулся прапорщик скоро. И не один. Представил начальнику заставы гостя:

– Следователь из ФСБ. Из самой Москвы.

– Какими судьбами? – едва сдерживая удивление и волнение, спросил старший лейтенант Кахоянов. – Чем мы заслужили такое внимание стольного града?

– Суть вопроса такова: контрабанда наркотиков в крупных масштабах. А почему ваша застава? Рекомендация ветерана, служившего в комендатуре в предвоенные и военные годы. – И спросил совершенно неожиданно: – Черный камень у вас на берегу реки есть?

– Есть. На изгибе реки.

– Стало быть, нет ошибки… Но что это я во весь галоп, как на приз товарища Берии? – одернул себя Пасынков прежним упреком ветерана. – Не на один день я приехал. Будет время и вас послушать, и самому кое-что рассказать. О тайне черного камня.

– Похоже, вы тютелька в тютельку прибыли. Сегодня ночью застава задержала нарушителя границы, и мы бьемся разгадать, откуда он взялся в ущелье.

Донельзя рад Пасынков. Не ошибся, выходит, в выборе, послушавшись ветерана, но держит себя в руках жестко: негоже следователю уподобляться восторженной девице.

Спросил деловито:

– Как объясняет сам задержанный?

– Будда его, видите ли, перенес. Впрочем, можете порасспросить его сами. Он в комнате чистки оружия. Под охраной.

Не сразу ответил Пасынков. Несколько минут сосредоточенно думал, потом предложил:

– Сходим сперва к черному камню. Там, как рассказывал мне ветеран, есть вход в пещеру. Если подтвердится, тогда допрос облегчится.

Снарядились как в самый настоящий пограничный наряд на опасный участок. Майора Пасынкова вооружили автоматом с сумкой запасных рожков, прапорщик Голубин взял следовой фонарь. А старший лейтенант Кахоянов приказал часовому на вышке вести непрерывное наблюдение за сопредельной территорией в районе изгиба реки. Казалось бы, день, зачем такая перестраховка, но заставские офицеры понимали, что не шутки шутить они идут, а на серьезное дело, которое может окончиться вооруженным столкновением. В пещере, если она все же есть, вполне могут находиться еще контрабандисты (нисколько не исключен групповой переход), да и на сопредельной стороне, в тугаях, разве не могла укрыться группа поддержки?

Как показало время, они не слишком преувеличивали. Просто немного опоздали, поэтому не случилось перестрелки. Впрочем, все по порядку…

Камень действительно являлся причиной поворота реки на юг. Фарватер этого места сдвигался почти к нашему берегу и, натыкаясь на выпирающий упрямым лбом огромный валун, отполированный веками до полной округлости, поток бурлил, не менее упрямо пытаясь убрать с дороги препятствие, но твердь переупрямливала, и, сердито урча, главные речные струи покорялись неизбежному. Лишь часть струй водоворотило перед камнем, продолжая подмывать берег. Никакого водопада здесь не было, да и камень не высился над берегом, он даже был чуточку ниже его – на нем вырос уже солидный слой почвы, и трава росла столь же бурно, как и по всей приречной долине.

– Ну а что дальше? – вопросил старший лейтенант Кахоянов, всеми силами скрывая насмешу.

– Смотреть нужно, – спокойно ответил Пасынков. – По утверждению ветерана, здесь – начало пещеры.

Ответить – ответил, но уже и сам начинал сомневаться. Заводь совсем мелкая. Самое большое, чуть выше колен. Дно как на ладошке. Каждый камень различим. Вдруг и в самом деле фантазия писателя и бахвальство ветерана-старика?

Голубин тем временем скинул сапоги, стянул брюки и прыгнул в заводь.

– Ого! Обжигает!

Пригнулся, как бы заглядывая под берег. Странно, не видно никакой пустоты. Только там, за круглостью каменной, что-то подозрительно черное.

– Подайте фонарь.

Пригнулся до предела. Шаг. Другой. Вода уже по пояс. Еще чуток вперед, Мельче. Еще чуточку вперед. И отпятившись, выдохнул с великим облегчением:

– Есть. Давайте брюки с сапогами. Я пошел.

– Вместе, – твердо сказал Пасынков и начал скидывать резиновые сапоги, какими его снабдили на заставе взамен модных туфель, и брюки. – Только вдвоем.

– А я? – потерянно спросил Кахоянов. – Не торчать же мне здесь?

– Зови, Валентин Владимирович, тревожную группу, – командирски распорядился прапорщик. – Можно ей ручник прихватить. Ждите нас, укрывшись за кустами. Действительно, торчком торчать нет смысла.

Дальше все вполне соответствовало рассказу. Будто писатель и в самом деле проходил по пещере самолично, прежде чем взяться за перо. Чем дальше, тем пещера расширялась. Вот можно уже выпрямиться в рост и идти не один за другим, а рядом. Однако Голубин знаком показал Пасынкову, чтобы тот шел, отстав от него.

Идти трудно. Острое дно больно впивалось в босые ноги, к тому же оно было ледяным, но Пасынков терпел, не решаясь сунуть ноги в сапоги, которые, подражая прапорщику, держал вместе с брюками под мышкой.