В поисках грустного бэби - Василий Павлович Аксенов

Куско, на дне которого лежит перстень. В перстень вправлен камень, называющийся, кажется, азурит, это сильнейший антидот мышьяку. Тиран при помощи этого перстня обезвреживал отравленное. Интересно, есть ли такие перстни у современных тиранов?

Первая же прогулка по главной улице Дюваль показала, что приехали недаром: публика здесь кучкуется незаурядная — заповедные хиппи шестидесятых годов, представители половых меньшинств, не пуганные критикой писатели и кто-то еще. Дополнительную остроту придают прогулке надписи на лавках: «Heavily armed! You loot, we shoot!»[100]

Собственно говоря, остров Ки-Уэст известен каждому интеллигенту в России благодаря роману Хемингуэя «Иметь и не иметь». Мы тоже не лыком шиты и роман читали, хотя и не помним, что там происходит. Остались в памяти лишь только детали романа, и одна, например, вот такая странная. Хемингуэй пишет, что в Ки-Уэсте всегда стояла какая-нибудь эстонская яхта. Эстонские путешественники почему-то облюбовали остров для стоянок, посылали отсюда корреспонденции в свои буржуазные газеты и ждали гонорара, чтобы продолжить путь. Сейчас в порту Ки-Уэста всяческих яхт навалом, но эстонских мы не заметили.

Хемингуэй провел на Ки-Уэсте десять лет, и это были, кажется, самые его продуктивные годы. Остров гордится им. В его любимом баре, который называется «Неряха Джо», по всем стенам висят его портреты в дубовой раме и постановление мэра, объявляющее 21 июля Днем Папы Хемингуэя.

Открыт для обозрения и дом классика — окруженный пальмами большой двухэтажный дом богатого и стильного человека. В доме и вокруг масса грациозных котов. Я заметил двух рыжих, дымчатого и сиамца, но их там было, пожалуй, не менее десятка, словом, поддерживается эта котолюбивая хемовская традиция.

По вечерам над ресторанами… В старом Ки-Уэсте на каждом углу кабачки: окна без рам, двери открываются прямо на улицу, везде с гитарами чудаковатые певцы. В «Неряхе Джо» каждый вечер пели песню о нобелевских лауреатах, в первую очередь, конечно, о Хеме, потом о Фолкнере, Альбере Камю, упоминались также и наши — Пастернак и Солженицын; о Шолохове и Бунине почему-то забыли.

На закате на набережной ежезакатный фестиваль бродячих артистов. Черные ребята методично колотят в тамтамы, белые англо-американские, столь уже знакомые всему миру чудаки, на скрипках, цитрах, флейтах исполняют музыку средневековья, над толпой на ходулях проходит жонглирующий факелами циркач… в толпе людей и собак легкие поцелуи, легкие потасовки, здесь же ужинают, сидя прямо под ногами, пьют пиво, покуривают сладкую травку… Жонглер кричит: «Господа, я прямо из Брюсселя, без пересадки из Брюсселя!» Вообразите, в Ки-Уэсте Брюссель — это экзотика… А что, если объявить: «Я прямо из Коктебеля!»?

На набережной стоит плакат: «До Кубы 90 миль». Полтора часа езды по морю до «лагеря мира и социализма». Воображаю: если бы советский остров находился в 90 милях от «лагеря империализма и реакции», какую бы там устроили великолепную запретную зону, какие повсюду торчали бы вышки, как бы полосовали море прожекторами, как бы патрулировали все пляжи и бухты, лишь бы никто не сбежал. А здесь — плыви когда хочешь на все четыре стороны.

Однажды вечером на улице Дюваль мы встретили загорелую пару с пиратскими платками на головах. «Видишь, Майя, не мы одни такие умные, вон Юз Алешковский с Иркой тоже в Ки-Уэсте».

Товарищ по эмиграции, московский писатель Юз сейчас учит студентов хорошим манерам в коннектикутском колледже, Ирина там же преподает бальные танцы, здесь они тоже на каникулах, медитируют на пляже, по вечерам толкуют труды философа Тросникова.

Мы объединились с дружественной парой, продвинулись в близлежащий устричный бар и заказали по дюжине устриц. Потом двинулись еще дальше и заказали по блюду даров моря под общим названием «Чайна клиппер».

Все вокруг дышало мировым океаном и настраивало на философский лад. После ужина мы пошли на пляж и стали толковать Тросникова. Мы сидели впятером, включая собаку Ушика, под крупными карибскими звездами. Вокруг было тихо, из глубин океана, казалось, звучала томная гитара Фиделя Кастро. В такой обстановке долго на философии не продержишься — очень хотелось спеть что-то свое, напоминающее о других временах и нравах. И вот, почти не договариваясь, мы впятером запели кое-что ностальгическое. Можно поручиться, что остров Ки-Уэст впервые в тот вечер услышал любимую песню Коктебельской бухты, что у подножия Карадага в Крыму.

Товарищ Сталин, вы большой ученый,

В языкознании познавший толк,

А я простой советский заключенный,

И мне товарищ — серый брянский волк…

Другим студеным январем решили убежать еще южнее, и вот бежим на остров Сент-Мартин, что в Наветренном архипелаге.

Отправились сначала в Нью-Йорк, повидать приятелей, чету Нисневичей. «Город Желтого дьявола» поскрипывал от мороза. Таксист сначала думал, что мы советские дипломаты, и был суров, но потом, узнав, что мы на все сто процентов не советские дипломаты, разулыбался и не взял чаевых. Фотограф Лев Нисневич живет в артистическом Сохо в огромном лофте вместе с женой Тамарой и тремя котами — Сашей, Барсиком и Микки.

Коты, как видно, сейчас здесь в моде — скульптор Эрнст Неизвестный живет в лофте с пятью котами, однако ни по имени, ни по внешнему виду их не различает. Следует отметить одну немаловажную деталь, вполне достойную занесения в активы современной цивилизации: отсутствие кошачьей вони. Нынче все котоводы покупают какую-то специальную лажу, похожую на мелкий гравий, она отбивает вонь, коей иногда грешат эти очаровательные создания. Что касается Желтого дьявола, то если бы основоположник соцреализма Горький имел в виду китайских поваров, город этот и в самом деле бы заслужил эту кличку. Что бы мы тут делали без этих чертей кулинарии?

За ужином в ресторане, куда нас повел Лев, один из этих желтых дьяволов спросил: «Вы из какой страны, господа?» — «Догадайтесь», — сказали мы. «Ума не приложу», — ответил он. «Мы из той страны, что расположена между Польшей и Китаем», — сказали мы. «К сожалению, я из Тайваня», — сказал он. «Ну, все-таки вспомните географическую карту, — настаивали мы. — Такая большая странища, напоминающая контурами дракона». Он сильно напрягся и наконец пришел к заключению: «Вы, должно быть, из Новой Зеландии, господа». — «Пожалуйста, еще одну порцию этих ракушек со столь загадочной начинкой», — попросили мы. «В конце концов география не моя специальность, — сказал он. — Спросите меня о сортах рыбы и получите исчерпывающий ответ». — «Известно вам, где живет судак?» — «Ну, стало быть, я правильно догадался — в Новой Зеландии!»

Пребывая в этой легкой географическо-гастрономической сумятице, мы отбыли на Антильские острова, и вот мы на Антильских островах. Теперь пришел черед приступить к политико-исторической